Предчувствия не обманули глашатая. Один из семерых — Фрада взбежал по ступеням на возвышение, вырвал у него пергамент, потряс им над головой:

— Вот, видели? Не его воля! А ведь верно — не его! Наша воля с мощными расправиться, бедняка ради!

Он спрыгнул, нагнулся к навозной куче, ткнул в нее трубку пергамента, извозил и протянул глашатаю:

— Верни своему царю. Это наш ответ.

Толпа одобрительно загудела.

Гисташп вернулся ни с чем. Гаумата убит. Дарий уехал с войском усмирять Вавилон, Гутоссу увез с собой.

В Персиполе Гисташпа встретили холодно, будто и не отец царя царей, — видно, недоволен им Дарий, знали об этом. Прочли послание Дария, которое рассылали всем правителям, всем подвластным народам. Тут же Гисташп со своими людьми присягнул новому великому царю, своему сыну.

О Гутоссе старался не думать, выбросил из головы — боязно было думать. Кто ее знает, что она там наболтала про него Дарию… Приведет к повинности отколовшиеся было страны, вернется — не примется ли за отца? Может, еще узнает, что Мантравак тайно ездил в Мидию…

Но больше всего беспокоил Маргав: вести оттуда шли плохие. Об этом и проговорился Барлаасу, не удержался. Тот так и вскинулся весь, засветился, в глазах точно угольки, раздутые ветром, вспыхнули. Пожалел Гисташп — дернуло же за язык! — да поздно. Потому и насупил брови, засопел недовольно. А Барлаас наседал: что да как? Гисташп на расспросы отвечал скупо, осуждающе: народ, мол, такой — сколько ему добра ни делай, все не угодишь, живет в нем мятежный дух, законы попирающий, толкающий против воли царя и бога. Да только до добра эти бунты не доведут…

В это самое время и доложили ему, что прибыл гонец из Маргава — с важным делом к кави Гисташпу. Кровь ударила в голову правителя Парфии: надо же, в такой час! Но он успокоил себя: видно — судьба, все равно надо было решать…

— Впусти.

Гонец был в пыли, пахло от него лошадиным духовитым потом. Он молчал, стоя посреди комнаты, — велено ему было говорить с глазу на глаз.

— Говори. При нем говори, — разрешил Гисташп. — Это учитель мой.

Теперь уже было все равно, поздно было в прятки играть, теперь можно было щедро поливать медовой водой горькое дерево.

— Народ в Маргаве восстал против иноземного владычества, против мощных. И в самом Маргаве и вокруг — в Гуриане, в Рее, в Аргадине, в Араке… Все поднялись. Фрада ждет помощи от тебя, кави Гисташп, как договорились. Дарий грозится злобно. Если приведет он войско — одним нам не устоять.

Гисташп повернулся к Барлаасу — тот сидел, будто завороженный, не моргал даже, только глаза округлились, подергивались слезой, и он не сводил их с гонца.

— Фрада? — с трудом проглотив комок, застрявший в горле, спросил он и головой покачал, сам себя убеждая, что быть такого не может, и все же надеясь втайне на чудо.

— Фрада, гончар, — подтвердил гонец, не понимая, почему такое волнение.

А Гисташп уже без сожаления подумал, что пора кончать все это, но так, чтобы без следа, чтобы тень не бросить на себя, не опорочить в чьих бы то ни было глазах. Противен был ему теперь Барлаас. Постарел, сдал, не на одном вине проверено: вон как его проняло, слезы текут по щекам, по бороде, губы трясутся…

— Я еду в Маргав! — вдруг воскликнул Барлаас. — Сейчас еду. К Фраде.

— Завтра утром, — спокойно возразил Гисташп. — Вместе и поедете. Скажете Фраде: будет помощь. А сейчас давайте выпьем, обсудим все спокойно.

За разговором он был добродушен, щедр на посулы, хмель его не брал. Только — однажды недовольство исказило его лицо, — когда Барлаас спросил гонца:

— А знаешь, кто я?

— Не надо, — сердито остановил его кави, — приедешь, пусть сам Фрада представит тебя народу. Так будет лучше.

Когда гости ушли отдыхать, он велел позвать Мантравака.

Маг пришел быстро.

— В Персиполе я присягнул новому царю царей, Дарию, сыну моему. Завтра в Нисе тоже принесем присягу — и ты, и войско, все. Распорядись, чтобы приготовили, что надо. — Он замолчал, Мантравак терпеливо ждал. — Еще… — Гисташп запнулся, но только мгновение жило в нем последнее сомнение. — Еще надо тебе найти вождя карпанов, поклоняющихся богу-змее. Скажи ему, что Барлаас жив, что он здесь и завтра утром выезжает в Маргав. Я дам ему свой плащ, так будет вернее. Смотри, чтобы никто не видел тебя у карпанов.

Мантравак поклонился с достоинством. А Гисташп подумал, что и с ним придется расстаться: смерть — самая надежная хранительница тайн.

Дорога круто спускалась в темную еще ложбину. Внизу бежал по камням веселый ручей, пробивавшийся из земли чуть подальше. Почему-то его называли Золотым, хотя золото никогда здесь не находили. Склоны ложбины поросли высоким густым кустарником, ручей едва виднелся сквозь осеннюю пожухлую, пылью покрытую листву, слышен же был хорошо.

Кони тянулись к воде.