Островский Борис Генрихович
Шрифт:
Работы на льду пришлось отменить. Сидение на корабле все же быстро наскучило. Многие отправлялись на прогулки по льду. Уходили нередко за несколько километров. На льду много запорошенных снегом проталин. Провалиться в такую проталину — ничего не стоит. Макаров сам два раза выкупался.
Как-то вечером группа участников экспедиции отправилась пешком к западу на разведку. Впереди расстилались бесконечные поля смерзшихся льдин. Светило незаходящее полярное солнце. Прошли версту, другую, — ничего утешительного вокруг, нигде никаких признаков свободной воды. Наконец группа, ничего не разведав, повернула назад, к ледоколу. Решение было принято во-время. Неожиданно началась сильная передвижка льда. Огромные льдины, не менее пятидесяти метров в поперечнике, с шумом расходились, образуя полыньи в три-четыре метра. Но тотчас же из воды выныривали, неизвестно откуда взявшиеся, другие льдины второго слоя. В этой ледяной каше все с шумом перевертывалось, рассыпалось, разламывалось и, сталкиваясь, нагромождалось в огромные торосы. «Все это происходило, — замечает участник похода геолог Вебер, — как бы беспричинно. Явление стихийно-зловещее; чувствовалось, что подо льдом океан. Насилу мы добрались к «Ермаку».
Дни текли в напряженном ожидании перемены. «Что это такое — я решительно не могу понять, — заносит Макаров в дневник. — 28 июля, а между тем холодно, ветры сжимают лед. Какое заколдованное место! Я сильно опасаюсь, что нам не удастся выбраться отсюда».
Впрочем об этих тревожных мыслях никто не знал. «Во время стоянки во льдах общее настроение было хорошее, особенно у адмирала, он всех нас воодушевлял», — вспоминает впоследствии старший механик «Ермака» М. А. Улашевич. 30 июля Макаров устроил совещание научных работников, штурманов и механиков. В ободряющей речи Макаров заявил, что есть полная надежда выйти из ловушки, так как лед распался на мелкие глыбы. Стоит только задуть ветру, и мы свободны!
А на другой день вечером, сидя в своей каюте, угрюмый и сосредоточенный, он записывал: «Обыкновенно засыпаю около часу ночи, но в 3 просыпаюсь. Мысли о предстоящей зимовке не выходят из головы. Потом читаю, опять засыпаю и опять просыпаюсь и т. д. до 7 часов утра, когда входит капитан. Вечером обдумывал и писал письма, которые хочу послать о помощи».
А погода словно дразнит. Тишина. Весь день солнце, горизонт чистый. В прозрачном сверкающем воздухе отчетливо видны мрачные берега Новой Земли. Чистота полярного воздуха удивительная! В поисках метеорной пыли геолог В. Н. Вебер профильтровал снеговую воду и не нашел ни одной пылинки. Недаром на «Ермаке» все здоровы и даже умиравший от воспаления легких в тромсенской больнице матрос Лизунов быстро поправился и теперь здоров» [103] .
103
Перед отходом «Ермака» в плавание Лизунов, лежавший в беспомощном состоянии в больнице в Тромсе, не желая умирать на чужбине, просил, чтобы его взяли с собой: «Я хочу умереть среди своих», — заявил он. Макаров исполнил «последнюю просьбу» умирающего, и тем спас его.
Положение не улучшалось. Льды стояли неподвижно. Наконец Макаров созвал совещание, на котором объявил, что если лед в ближайшее время не разойдется, придется готовиться к зимовке. Предварительно же, — говорил он, — необходимо добраться пешком до Новой Земли, в ближайшее поселение Малые Кармакулы — опорный пункт всех научных новоземельских экспедиций. Там — самоедское становище, русская церковь, школа, врачебный пункт и спасательная станция. До Кармакул 285 километров. Цель похода — дать знать в Петербург о положении, в котором находится «Ермак». Было решено, что в поход отправятся шесть человек с двухмесячным запасом продовольствия, под начальством геолога Вебера. Намечалась посылка и второй партии. Немедленно приступили к сборам. Вечером засели писать официальные донесения и письма к родным и друзьям.
В письме к жене 22 июля 1901 года Макаров пишет: «Широта 74°4', долгота 54°23'. Мы вошли под берегом Новой Земли в торосистое поле, в то время когда оно было случайно в периоде ослабления; но затем оно пришло в состояние сжатия, и мы едва можем в нем пошевельнуться. Все зависит от ветра. Если будет свежий норд-ост, то льдина может ослабнуть в своем сжатии, и мы быстро освободимся. Но вот уже почти месяц и таких условий пока не наступало… Через месяц могут грянуть морозы (и теперь по ночам иногда 3° мороза). Необходимо подумать о том, как снять с «Ермака» экипаж, поэтому я посылаю две партии… Необходимо уговорить Витте, чтобы он устроил посылку ледокола № 2 и парохода «Рюрик» к границе постоянных льдов, снять экипаж… надо снимать команду в начале сентября, ибо позже будет труднее…
Я совершенно здоров, но сильно озабочен участью «Ермака». Напрягаю все силы, чтобы найти выход. Пробиваясь с ледоколом, прилагаю все мое искусство и всю мою энергию. Результатов нет, и мы нисколько не двигаемся. Эта работа во-всю без результатов в высшей степени тяжела и физически и психически. Неделю тому назад это у меня отозвалось на неправильной работе сердца, но я сейчас же бросил курить и пить кофе… И теперь я опять здоров. Как это будет грустно бросить «Ермак»! И еще будет грустней остаться здесь на зиму…» Далее Макаров перечисляет, какие необходимо будет осуществить в Петербурге мероприятия, чтобы спасти «Ермак»: передать царю письмо, заказать второй ледокол и т. д. Затем идет прощание: «крепко целую тебя и моих милых деток и поручаю вас милосердию божию. Любящий вас С. Макаров» [104] .
104
ЦГВМА, фонд Макарова, дело № 69, книга 4.
Ледовая обстановка, сложившаяся в 1901 году у берегов Новой Земли, была исключительно неблагоприятной. Никогда не наблюдалось здесь ничего подобного. Вместо обычно дувших здесь в это время года восточных ветров, целый месяц упорно держались западные, нагнавшие столько льда и «наторосившие, — по словам Вебера, — такую кашу, что ее надо сначала видеть, а потом уж винить «Ермак». Температура поверхностного слоя воды, вместо +4, +6°, была отрицательной. «Со стороны глядя, — заносит Вебер в дневник, — дело выходит позорное: начать работу с полуострова Адмиралтейства, и, не подойдя к нему, застрять, при том не на мели или камнях, но во льду (ледокол!). Но если посмотреть, что проделала с ним природа, то придется оправдать и судно и руководителей экспедиции».
Между тем жизнь на корабле шла обычным порядком: все занимались своими делами, готовились к ледовому пешему походу на Новую Землю, читали книги с описанием полярных путешествий и, со все возрастающим нетерпением, ждали одного — «раздвижки льдов». А сам Макаров производил опыты. Из кусков листового железа, отшлифованного и неотшлифованного, он сделал две модельки парохода и пробовал их в корыте с водой и льдом, чтобы вывести заключение: если ледокол отшлифовать, то будет ли это способствовать его продвижению в сжатом льду или нет?