— Чтобы быть честным, я ничего не видел. Вы были всего лишь одной из деталей фона.

Она поиграла ножом, потом медленно произнесла:

— Здорово, похоже, что вы меня оскорбили. За мои двадцать пять лет, в течение которых я встретила немало более или менее преуспевающих мужчин, меня называли по-всякому, но “деталь фона”! Я должна треснуть вас по голове вашей же счетной машинкой.

— Моя дорогая леди…

— Я не леди, но и не деталь фона.

— Ну так вот, моя дорогая Миди, прежде чем вы сделаете что-нибудь непредусмотренное, я хочу вам сказать, что был, как студент-первокурсник.

На ее щеках появились ямочки.

— Вот это уже разговор, который захочется слушать девушке. А я уже испугалась, что вас изготовили на фабрике счетных машин. Вы у меня просто клад, Потти.

— Если “Потти” [62] уменьшительное от моего имени — это мне нравится, но если это намек на объем моего живота, тогда я отреагирую подчеркнуто холодно.

Она потянулась к нему и погладила его живот.

— Я бы предпочла, чтобы ваш живот был пообъемистей, Потти. Со стройным и голодным мужчиной трудно иметь дело. Если я буду готовить для вас чаще, то все поставлю на свои места.

— Это предложение?

— Это случилось поздно, слишком поздно. Вы, действительно, думаете, что весь мир окажется теперь под микроскопом?

Он сразу же стал серьезным.

— Еще хуже.

— Как это?

— Пойдемте, я покажу.

Она собрала посуду и положила в мойку на кухне. Брин говорил без остановки:

— Я статистик в одной из фирм по усовершенствованию инженеров. Я могу точно сказать ранчеро, сколько его бычков в наступающем году будут стерильными, могу сказать кинорежиссеру, какая сумма ему потребуется на натуральные съемки в случае плохой погоды. Или, может быть, как велика должна быть фирма в определенной отрасли, чтобы без страховки, самой, вынести весь деловой риск. И я бываю прав. Я всегда бываю прав.

— Я думаю, что большая фирма должна быть застрахована на все случаи жизни.

— Напротив. По-настоящему большие фирмы когда-нибудь да начинают интересоваться статистической Вселенной.

— Что вы подразумеваете?

— Теперь это неважно. Что меня особо интересует в моей профессии, так это циклы — равномерно повторяющиеся цепочки похожих событий. Циклы, Миди, это все. Они везде. Приливы и отливы. Времена года. Войны, любовь. Каждый знает, что весной фантазию мужчины легко возбудить, и девушка никогда не перестает об этом думать. Но вам известно, что кроме этого весеннего сезона существует еще один цикл, длящийся немного дольше восемнадцати лет? И что девушка у фальшивого конца кривой не имеет таких хороших шансов, как ее младшие и старшие сестры?

— Ах, может быть, я превращусь в перезрелую старую деву?

— Вам двадцать пять? — он подумал. — Да, может быть, но ваши шансы значительно больше. Кривая загибается вверх.

Не забывайте, что вы — только одна из множества статистических единиц. Кривая действительна для всей группы. Во всяком случае, пара девушек из нее выходит замуж каждый год.

— Но вы же все время говорите, что я одна из статистических единиц.

— Извините. Впрочем, замужество идет параллельно посевной площади пшеницы, причем кривая пшеницы первой достигает своего высшего пункта. Можно сказать, что посевная площадь пшеницы побуждает людей к браку.

— Но это звучит глупо.

— Конечно, глупо. Большинство законов природы поначалу формулировались в виде примет. Но тот же самый цикл показывает кульминацию в домостроении сразу же после кульминации в замужествах.

— Это имеет определенный смысл.

— Да? Много ли молодых супружеских пар, которых вы знаете, смогли позволить себе новый дом? С таким же успехом вы можете оценить и посевные площади пшеницы. Мы не знаем, почему, только знаем, что это так.

— Может быть, в этом виноваты солнечные пятна?

— Можно ли связать солнечные пятна с биржевым курсом или с лососем в реке Колумбия, или с модой на женские платья? Мы не знаем, но, несмотря на это, кривая поднимается или опускается.

— Но для этого должны быть основания.

— Должны? У фактов нет “почему”. Они существуют, но ничего не доказывают, кроме самих себя. Почему вы сегодня разделись?

Лицо ее стало сердитым.

— Это неизвестно.

— Весьма может быть, что неизвестно, но я хочу показать вам, почему это заботит меня, — он пошел в спальню и принес оттуда большой рулон миллиметровой бумаги. — Разложим это вот здесь, на полу. Тут собраны все пятидесятичетырехлетние циклы — видите здесь гражданскую войну в Америке? Видите, как точно она подходит? Восемнадцатилетние циклы, девятилетние циклы, сорокаодномесячные циклы, ритмы солнечных пятен — все это при дальнейшем рассмотрении оказывается связанным. Наводнение на Миссисипи, пушной промысел в Канаде, биржевые курсы, заключение браков, эпидемии, загрузка грузовиков, банкротства, нашествия саранчи, разводы, рост деревьев, войны, количество осадков, земной магнетизм, предлагаемые строительные патенты, убийства — что бы вы ни назвали, у меня все здесь есть.

Она уставилась на кружево волнистых линий.

— Но, Потти, что это значит?

— Это значит, что все вещи происходят в равномерных ритмах, нравится вам это или нет. Это значит: юбки должны быть короткими — все модельеры Парижа не опустят подол ни на дюйм. Это значит: если курс акций на бирже падает, все субсидии и другие меры правительства не заставят его подняться, — он указал на кривые. — Здесь вы, собственно, видите газетные сообщения о колониальных товарах. А теперь взгляните на экономику и прочитайте, как специалисты пытаются придать этому смысл. Это значит: если суждена эпидемия, она разразится обязательно, несмотря на все официальные меры предосторожности. Это значит: мы — лемминги. Она подергала себя за нижнюю губу.