– Кто ты есть, существо?

Она с трудом поняла его полузвериную речь, но не зря же она была внучкой самого Соломона, с усилием составила слова:

– Я человек… А ты?

Он захохотал, показал зубы, огромности которых позавидовал бы и конь.

– Это я человек! А ты для человека слишком… гм… мелковата.

Она сказала дрожащим голоском:

– Это ты чересчур огромен. Таких людей не бывает! Ты древний бог?

Его глаза сощурились. Рассвет разгорался, и она с изумлением увидела, что глаза этого страшного великана синие-синие, какие просто не могут быть у человека. С губ сорвался новый могучий рык:

– Я?

– Ну, не наш, а бог этих земель… Ты не можешь быть человеком.

Ее трясло от ужаса, он может ее съесть прямо сейчас, вон какие зубы, хоть и крупные, как у коня, но острые, будто волчьи, а клыки торчат такие, что кабан помер бы от зависти.

– Это ты не можешь, – возразил он грохочущим голосом. – Только не пойму, почему ты вылезла из-под земли? Такие должны быть с крылышками. И летать, летать… На тебе мяса не больше, чем на гусе. Еще бы перьев… Правда, запах-то, запах!

Его взгляд стал задумчивым. Она смотрела во все глаза на него, в его жуткое лицо, и только краем сознания отмечала, что взгляд уже не упирается в стены, вдали видны деревья дубовой рощи, а слева от плеча великана далеко-далеко прочерчивает светлеющее небо стена града, которую отсюда не должно быть видно вовсе.

– Нет на мне перьев, – ответила она твердо. – Я пряталась в подполе. Я простая иудейка.

Его глаза расширились:

– Трое суток?

– Да.

Он покачал головой:

– Удивительный народ. Любой из нас уже вышел бы навстречу смерти, но прятаться столько не стал бы. Один этот запах…

– Я и вышла, – сказала она твердо. – Ты можешь убить меня, можешь сделать все, что хочешь. Я сама буду служить тебе, как последняя рабыня. Но только прошу тебя, не губи моего отца! Он там, в яме.

Великан насмешливо сощурился:

– Может быть, пусть там и остается?

– Нет, – воскликнула она с отчаянием. – Я люблю своего отца. Вам, варварам, не понять. Спаси его! И я стану твоей рабыней.

Он подумал, сказал с непониманием:

– Да ты и так моя рабыня. Если решу, что тебе стоит жить. А нет – удавлю, чтоб под ногами не пищало.

От страха и усталости в голове у нее шумело, смерть в самом деле не казалась страшной. Но тогда умрет и отец, который воспитал ее сам, когда умерла мать…

– Рабыни по клятве стоят дороже, – возразила она. – Меня не надо водить на веревке. Не надо запирать! Слово держит крепче любых оков.

Великан смотрел насмешливо, потом в синих глазах появилось что-то вроде понимания. Прорычал:

– Это верно.

– Помоги…

– Клянешься?

– Клянусь, – ответила она с легкостью. Скиф не понимает, что клясться перед ним – все равно что давать клятвы домашнему скоту. – Помоги отцу, а я стану твоей рабыней! И буду выполнять все твои прихоти.

Он смерил ее задумчивым взором:

– Да как ты будешь их выполнять… такая крохотная? Но я возьму тебя, чтобы ребята рты пораскрывали. Таких игрушечных женщин еще никто не видывал!.. Правда, отмывать придется до-о-олго.

Он поднялся, и она едва не упала с бревна, задирая голову. Конь повернул удлиненную голову, он выглядел умнее этого скифа, великан что-то сказал ему, и конь удовлетворенно фыркнул, побрел дальше.

– Это я игрушечная?

– Кукольная, – оскалился он в довольной улыбке. – Скорее всего ты все-таки не человек… Но тем больше мне позавидуют! Конечно, если выветрю тебя раньше, чем покажу.

Он уже не казался ей страшным. Великаны всегда оказывались в сказках глупыми, их обводили вокруг пальца даже дети. Хева ощутила, как на смену ужасу приходит боязливое презрение. Сила есть – ума не надо. Сила – уму могила…

Неспешно он поднял ляду, ей показалось, что воздел ее одним пальцем, крикнул в темную глубину:

– Эй, кто там есть?

А Хева торопливо закричала:

– Отец, это я, Хева! Ничего не бойся!.. Уцепись за лестницу, тут один глупый великан вытащит ее вместе с тобой!

После паузы донесся слабый голос, в котором было столько боли и страдания за нее, что у Хевы навернулись слезы:

– Дочь моя… что стряслось?

– Отец, – закричала она быстро, – со мной все в порядке!.. А с весью… Ну, ты сам знаешь. Поторопись… или погоди, я сама слезу, помогу!

Страшась, что великан передумает, она быстрой ящерицей юркнула в лаз, сбежала по перекладинам прямо в отцовские объятия. Он сумел стать на колени, но его пальцы тщетно хватались за покрытые плесенью перекладины.