– Что такое книги?

– Книги, – объяснил Исхак, – это… гм… словом, как вам хорошо, что у вас нет!

– А что так?

– Да заставляют заучивать эти знаки.

– Тяжко?

– Очень тяжко, – пожаловался Исхак. – Ты даже не представляешь, насколько тяжко. Голова пухнет, будто туда вогнали большую занозу.

В глазах Буськи появилось отвращение.

– Бедный вы народ… И очень глупый. Хоть сказали, зачем тебе они?

– Чтобы читать старые книги. Ну, читать – это слышать то, что сказали твои умершие родители, предки, прародители нашего народа.

Буська вспыхнул:

– Смеешься? Разве такое возможно?

Его пальцы сжались на рукояти кинжала. Исхак подпрыгнул, глаза стали дикими:

– Погоди!.. Не веришь?.. Ах да… Погоди, я сейчас докажу. Сейчас, сейчас…

Буська недоверчиво смотрел, как Исхак быстро огляделся по сторонам, нацарапал какие-то закорючки на клочке бересты, сунул ему в руку:

– Пойди отдай во-о-он той девчонке!

– Зачем? – спросил Буська подозрительно.

– А я написал, чтобы она наступила тебе на ногу, а потом дернула за левое ухо.

Буська рассердился:

– Опять издеваешься?

– Да ты что? – испугался Исхак. – Ну, хочешь, напишу, чтобы дернула за правое? Или стукнула тебя в медный лоб?.. Это ж для того, чтобы ты поверил, что можно переговариваться вот так, не раскрывая рта.

Буська молча выхватил из дрожащих пальцев бледного иудейчика бересту, что сразу свернулась колечком, сунул ему взамен повод коня, а сам перешел на ту сторону улицы. Дети там перестали играть, уставились на него с настороженным любопытством. Кто боязливее, потихоньку ускользнул. Хотела убежать и девочка. Буська грубо поймал ее за плечо, требовательно сунул под нос бересту.

Девочка взяла, всмотрелась, брови удивленно взлетели. В ее больших коричневых глазах к страху подмешалось удивление, и Буська поверил, что Исхак, сын Нахима, в самом деле такое написал. Девочка что-то сказала на своем языке, Буська развел руками.

Помедлив, она осторожно, одними кончиками пальцев наступила ему на ногу. Буська стоял недвижимо, и она, осмелев, робко протянула руку к его левому уху. Ее пальцы дрожали, но Буська не двигался, и она тихо-тихо взяла его за мочку уха. Если бы он не знал, что она должна дернуть, то даже не почувствовал бы, только странное тепло шло от ее тонких розовых пальцев. Он ощутил, как щеке стало жарко, а потом жар перетек на лоб и другую щеку.

Девочка что-то робко спросила. Буська осторожно взял ее за руку, такую тонкую, как у птички, кивнул в сторону Исхака:

– Пойдем к нему?

Она слегка упиралась, он тащил ее против воли, но осторожно, готовый отпустить в любую минуту. Дети за спиной тревожно загалдели. Они шли стайкой сзади, но на расстоянии. Исхак помахал рукой, что-то крикнул. Буська ощутил, как девочка перестала противиться.

Он довел к Исхаку, сказал сердито:

– Дурак ты!.. Такие знаки и не учить?

– А что? – удивился Исхак.

– Как что?.. Да можно так лазутчикам передавать наказы, можно… эх ты!

Девочка переводила взор с одного на другого, скифской речи, похоже, не знала. Послышались быстрые шаги взрослых. Из-за поворота выскочил запыхавшийся иудей. Буська узнал его: тот самый, которого видел во дворе школы.

– Что случилось?

Девочка смотрела уже без страха, Буська гордо молчал, гость не обязан отвечать на вопросы. По крайней мере до тех пор, пока его не накормят, не напоят и в баньку не сводят. А Исхак сказал обидчиво:

– Да вот этот гой убеждает меня, чтобы я хорошо учился!

Иудей оглядел Буську с великим недоверием:

– Он?

– Да.

– Никогда не поверю, – сказал он в растерянности. – Скиф убеждает иудея в пользе образования? Мир совсем перевернулся!

Буська вслушивался в непонятную речь, потом сказал надменно:

– Скажи ему, что, ежели научит таким таинственным знакам и меня, я ему принесу большую свинью.

Исхак перевел, иудей отшатнулся. Лицо искривилось, будто собирался отплюнуться. Буська кивнул, все понятно, набивает цену.

– С поросятами. Или даже две свиньи. Толстых, жирных! Одну я сегодня уже заполевал.

Глаза Исхака почему-то блестели весельем. Он сказал, едва сдерживаясь от хохота:

– Он все равно отказывается.

– Я приведу ему целое стадо, – пообещал Буська твердо. – Или каждый день буду приносить по свинье. Или пригонять по живой. Их много осталось в брошенных весях.

Исхак перевел, он прыскал от смеха, лицо стало красным, щеки раздувались. Девочка застенчиво улыбалась, ее бледное личико повеселело. Взрослый иудей наконец раздраженно махнул рукой и ушел. Отсмеявшись, Исхак чуть посерьезнел: