– Не сетовать на удары судьбы надобно, а благодарить господа… или пусть ваших богов.

– Как это? – опешил Рус.

– Мы просыпаемся в несчастиях. Сколько лет или столетий жили безбедно и счастливо Адам и Ева? Но когда изгнали, пришлось от простого собирательства, подобно козам, ­перейти к скотоводству и земледелию. А прежде чем рвать яблоки, теперь надо было научиться их сажать. И началось восхождение. Придумали, как запрягать скот, ковать оружие, разукрашивать горшки и ткать красивые ткани… И я думаю: лучше ли было в раю? Когда наши прародители жили как не ведающие забот и сомнений козы, собирали плоды?

Рус вытаращил глаза. Иудей, а как глубоко копнул. И как верно!

– Да, – сказал он искренне, – что у них была за жизнь без набегов, звона мечей, удалых грабежей? Я тоже думаю, все, что стряслось тогда, повернулось к лучшему. Если бы бог не изгнал их из вирия, надо было бы самим уйти. Я думаю, что вам повезло в бегстве тоже?

Соломону почудилась издевка. Ис вздохнула, погладила страшного вождя варваров по обритой голове. Тонкие пальцы играли с его длинным чубом.

Соломон долго не отвечал, голова его опустилась на грудь. А когда тяжело поднял ее, это выглядело словно поднимал каменную гору.

– Мы бежали, как и вы, в страхе…

Рус дернулся:

– Мы бежали не в страхе! Мы бежали… впрочем, рассказывай.

Соломон кивнул с печалью:

– Да-да, я все понимаю. Но вы бежали от своих, а мы – от врагов. Мы в самом деле бежали, бросая все… Можно бы повернуться к врагу и красиво погибнуть… боюсь, что колено Вениамина так и сделало, там одни горячие головы… а то и племя Сруля… Но мы бежали, ибо разве по силам мертвым построить великий Израиль? А у живых есть надежда… Беда наша была в том, что мы находились в центре белого света! На перекрестке всех главных дорог. И всякий народ, который туда вторгался и покорял, вскоре сам становился жертвой. Мы сами захватили ту цветущую страну с ее зелеными долинами, тучными стадами, богатыми городами, полноводными реками, где воде было тесно от жирной рыбы. Мы истребили местный народ, а от него узнали, что и они точно так же пришли когда-то, истребив предыдущих… То ли проклятие висело над этой землей, то ли еще что, но все народы, жившие там, погибали… Филистимляне, ханаане, аммореи, явусеи… От иных не осталось даже имен! Мы долго упорствовали, мы сражались на той земле. Но враги нападали со всех сторон. Мы таяли, как глыба старого меда, брошенная в горячую воду.

– А кочевников не убывало, – сказал Рус знающе. – Продолжай.

– Мы не просто бежали, – сказал Соломон печально. – Мы старались забраться в столь дикие земли, чтобы никто и никогда нас не отыскал. Ни враги, преследующие по пятам, ни просто… Хотя понимаю, что не бывает «просто». Человек, встречаясь с другим человеком в чистом поле, дремучем лесу, в пустыне или горах, всегда старается помериться силой, убить и отнять все, что тот несет. Не знаю, настанет ли день, когда незнакомому станут говорить при встрече «шолом»? Прости, я говорю лишь о приветствии…

– Это я уже запомнил, – сказал Рус с нетерпеливым высокомерием. – Шолом алейхам, алейхам шолом… Что дальше?

В глазах Соломона мелькнули странные огоньки:

– Гм… Может быть, все-таки настанет. Но пока что и люди, и целые народы, завидя друг друга, сразу же бросаются резать один другого. Потому мы забрались как можно дальше на север, куда не ступала нога человека. Ты не поверишь, что здесь было! Деревья – до небес, сквозь чащу не проломиться и медведям, завалы из деревьев сродни горам, неба мы не видели месяцами – так плотны вверху ветки в пять рядов… А все эти ухоженные поля – это труд дедов, отцов наших.

Русу показалось, что хитрый иудей пытается разжалобить, что-то вымаливает. Он нахмурился, выпятил грудь, а голос сделал резким и отрывистым:

– Да, мне рассказывала Ис о ханаанах. Они тоже выкорчевали лес, распахали поля, насадили сады, провели каналы и настроили городов… А это верно, что когда вы вторглись в их прекрасные земли, то не только убили всех до единого, но даже срубили все деревья, засыпали колодцы и каналы?

Соломон побледнел. Он даже дыхание задержал, словно пережидал боль, не давая ей вырваться стоном. Рус молчал, в груди шелохнулось странное сочувствие, но поспешно задавил недостойную воина жалость.

– Да, – прошептал Соломон подавленно. – Это были мы… Тысячи лет тому, но все же мы. Дни нашего жестокого детства. Но мы помним о детстве… чтобы расти, взрослеть.

Рус усмехнулся:

– Сейчас твой народ повзрослел?

– Да…

– Даже постарел, – сказал Рус с жестоким презрением. – И я думаю, что пришло время ему умереть.

В шатре повеяло могильной сыростью. За их спинами тихонько ахнула Ис. Слышно было, как она отступила, часто дыша. Звякнула выпавшая из ее рук миска.

За пологом послышались шаги. Рус узнал пришлепывающую походку Корнилы. Верховный волхв ходит как гусь, что только что выбрался из воды и неспешно шлепает по берегу, на ходу подергивая задом, отряхивает воду.

Блеснул яркий свет, темная фигура на мгновение застыла на входе. Старый волхв всматривался в полумрак, затем степенно поклонился Русу, с холодным безразличием кивнул Ис, а Соломону пробормотал что-то вроде «Шолом алейхам», на что старый волхв иудеев ответил «Алейхам шолом».