Он хотел что-то возразить, но Ольха захлопнула перед ним дверь, едва не прищемив нос. По ту сторону слышалось злое дыхание, и она надеялась, что он рассвирепеет окончательно, ворвется, схватит в объятия, она будет драться и царапаться, но он все же намного сильнее, у него в руках такая мощь, а грудь широка, как стол…

За дверью взвизгнуло, словно раздавили мышь, и Ольха почти увидела сквозь дубовые доски, как Ингвар развернулся на каблуках, быстро пошел прочь.

– Дурак, – сказала она в бессильном негодовании. – Он ничего не понимает, да и я что понимаю? Сейчас пленница еще или уже нет? С одной стороны – да, тем более что даже помогла Студену, с другой стороны – бросилась к князю русов с предупреждением об опасности… Правда, не потому что он – князь, а как к человеку, смерти которого не хотела.

Обрадованная ключница пригнала девок. Ольху вымыли, как ребенка, переодели в чистое. Даже принесли перекусить – когда еще позовут на ужин. Ольха стояла у окна, со смутным чувством на сердце смотрела во двор, где народу металось как муравьев, где железа блестело больше, чем отыщешь во всем Искоростене.

Когда в коридоре послышались шаги, она уже знала, кто идет. И даже чувствовала, с каким настроением, как держит плечи, как смотрит, как…

«Что со мной? – сказала себе смятенно. – Это я, Ольха Древлянская, или же собачка, которая ждет не дождется своего хозяина? Где моя гордость? Не только женская, но и княжеская?»

Ингвар стукнул, предупреждая, толкнул дверь. Он был в белой рубашке, расстегнутой на груди, рукава едва закрывали плечи. Могучие мышцы играли вызывающе, по-мужски красиво. Ольха ощутила, что не может оторвать от них глаз: древляне всегда носили рубахи с длинным рукавом, и тут же почувствовала, как горячая кровь начала приливать к щекам.

Она холодно спросила:

– Ну, что еще?

«Дура, – сказала себе. – Зачем я так? Он мне еще ничего не сделал… Уже сделал, – возразила себе. – Ты радуешься его приходу! Ты встречаешь его, как собачка!!!»

Ингвар пробормотал:

– Я только хотел спросить… может быть, тебе надо помыться? Или переодеться?

– Я выгляжу грязной? – поинтересовалась она ядовито.

– Нет, но… дорога, пыль, пот…

– Меня не пугает свой пот, – отрезала она со злостью. Этот дурак такой же внимательный, как и все мужчины. – А кому не нравится, пусть держится подальше.

– Да нет, – сказал он поспешно, – я не то хотел сказать.

Он шагнул к ней, его руки начали подниматься, словно хотел взять ее в объятия. «Хочет показать, что мой пот его не пугает», – подумала она еще сердитее, отрезала:

– Зато меня пугает твой.

Прикусила язык, но Ингвар уже остановился, будто ноги вросли по колени в землю. Руки бессильно упали вдоль тела. Ольха мысленно подталкивала подойти, что-то сказать, вести себя с привычной русам грубостью и напором, однако северные люди, похоже, чувствительностью не отличаются, Ингвар лишь развел руками:

– Сама понимаешь, наша помолвка… это шутка князя. На самом деле женитьба никогда не случится.

– Ты уверен? – спросила она.

– Клянусь, – ответил он с еще большей дурацкой поспешностью, – здесь можешь не волноваться. Я к тебе и пальцем не притронусь!

– Спасибо, – сказала она ледяным тоном. – Что хотел еще? В любом случае мыться в твоем присутствии я не собираюсь.

«Но если бы ты этого очень сильно захотел, – добавила она мысленно, – если бы ты захотел, чтобы я мылась в твоем присутствии…»

Он попятился, в лице все сильнее начали проступать злость и раздражение, словно только сейчас начал понимать, кто он, что говорит, как глупо выглядит.

– Да черт с тобой, – бросил он уже от двери. – Мне еще недоставало смотреть на твои кривые ноги.

– Кривые? – ахнула она.

– И волосатые, – бросил он. – Как у медведицы. Так что будь спокойна, я на тебя не посягну. Если что надо, только скажи. Ты – почетная гостья великого князя. И тебе будут оказывать надлежащие почести.

«На кой мне твои почести, – хотела сказать она, – лучше возьми меня в свои объятия», – но не успела. За дверью послышался топот подкованных сапог. Кто-то выкрикнул короткие слова приказа. Ингвар и Ольха услышали приближающиеся шаги. В дверь бухнуло словно бревном, окованным железом. Громкий голос поинтересовался:

– К вам можно?

Ольха молчала, она здесь пленница, пусть отвечает тюремщик. Ингвар тоже молчал, в чужой комнате не распоряжается, и в дверь постучали громче. Недовольный голос что-то проворчал, в доски бухнуло тяжелым, и дверь распахнулась во всю ширь.

На пороге стоял Олег. Ольха увидела спины удаляющихся гридней. Олег окинул Ингвара и Ольху быстрым взором:

– А, двое гордецов… Опять поцапались?

– Пошто стучал? – спросил Ингвар раздраженно. – Твой ведь терем!

Улыбка великого князя была просто издевательской.