Шрифт:
— Ты знал, что граф Дерби пережил остальных? — задумчиво спросила я. — Леди Пембрук умерла в 1621-м от оспы, всего за несколько недель до свадьбы дочери Дерби со вторым Карром, а Бэкон подхватил воспаление легких во время эксперимента, изучая роль холода в замедлении порчи продуктов, когда набивал курицу снегом. Однако сам Дерби дожил до первых залпов Гражданской войны.
— Погиб в перестрелке? — спросил Бен.
— Нет. Он жил в Честере, обложившись книгами, и к тому же ему был восемьдесят один год. Но в сентябре 1642-го, когда король бежал из Лондона, пуритане прибрали-таки к рукам театры, о чем давно мечтали, и все их позакрывали указом от второго сентября. Почти на двадцать лет.
— Да, суровые ребята эти пуритане. Хорошо, что большинство их в конце концов отплыло на Запад.
— Ну спасибо! — Я скорчила рожицу. — Дерби умер через четыре недели, чуть ли не двадцать девятого сентября.
— Как будто парламент поразил его в сердце?
— Так и напрашивается на язык, правда? История таких доводов не признает. Хронология — не для доводов и эффектов. — Я рассеянно водила пальцем по краю бокала.
— Тогда что ты обо всем этом скажешь?
— Атенаида как-то намекнула, что Вестон Норд может написать еще одну книгу — на этот раз о химере. Я ответила, что подумаю.
— Слышал. Тебе бы хотелось вывалить все это под чужим именем?
— По-моему, подходящая мысль. — Он засмеялся, а я покачала головой. — Беда в том, что мои слова не добавят веса тому, что уже носится в воздухе. Доказательств как не было, так и нет.
— Помнится, раньше это никого не останавливало.
— Офелию — остановило. И с тех пор она жила счастливо.
— Значит, тебе ближе ее путь, а не Делии?
«В делах людей бывает миг прилива…» Любимая цитата Роз всплыла у меня в голове вместе с ее голосом.
— Ты хорошо знал Роз?
— Достаточно, чтобы понять, что она тебя обожала.
— Ей нравилось развивать сюжеты сонетов. Она всегда видела себя Поэтом.
— Естественно. А ты была ее светловолосым Другом.
— Звучит чертовски напыщенно, — сказала я, отсмеявшись. — Правда, сэр Генри как-то тоже рассказывал мне нечто подобное.
Бен поймал мой взгляд.
— При мне она называла тебя «золотой девочкой».
Я наклонилась вперед.
— А ты не задумывался о том, что она и тебя могла включить в свою игру?
— Тут и думать нечего. Я должен был стать Смуглой Дамой, — ответил он с самоуничижительной усмешкой. — Без всякой женственности, как она сказала. Это роль похитительницы, перехватчицы. Самое оно для солдата.
Я засмеялась.
— И что же ты ответил?
Бен отхлебнул шампанского.
— Сказал, что я не актер и не стану играть по чужому сценарию.
— А она спросила: «Даже шекспировскому?»
Он опешил.
— Роз тебе рассказала?
Я тряхнула головой.
— Просто я тоже когда-то отказалась от ее предложения. А она пыталась меня этим переубедить.
— А что же ответила ты?
— Что напишу свой сценарий. Пусть не такой аккуратный, зато родной.
— Ну и как, получается?
— Пока не уверена. Но если уж я не отправлюсь вслед за Шекспиром, то за Офелией или Делией — черта с два.
Он кивнул и еще раз пригубил шампанское.
— А как тебе идея соавторства? — В уголках его рта притаилось озорство. Озорство и надежда.
— Вынашиваешь сюжет? И какой же?
— Самый что ни на есть древний, — ответил он. — Называется «Мальчик встретил девочку».
— А может, наоборот — «Девочка встретила мальчика»? — предложила я улыбаясь.
Он взял бокал.
Через две секунды я подняла свой:
— За новую историю!
Послесловие автора
Одним осенним вечером, когда я начинала учиться в аспирантуре, среди старых книг в запаснике библиотеки Чайлда (так называется отделение Гарвардской библиотеки Уайденера, посвященное английской литературе, приют посвященных в углу последнего этажа) мне попался четырехтомник «Елизаветинский театр» Э.К. Чемберса, изданный в 1923 году. Я пролистала все тома один за другим. В них обнаружилось море фактов, большинству которых мне так и не удалось найти применение, как то: «многие актеры елизаветинского времени были наполовину акробатами и, без сомнения, могли ходить по проволоке». Однако ближе к концу третьего тома мне попалось несколько страниц, посвященных драматургии Шекспира, в том числе небольшая глава под названием «Утраченные пьесы».