Личная жизнь Бриана оставалась незаполненной. У него было мало друзей, и никто из них не нравился Куини. Нас познакомили на дне рождения общего знакомого, куда Клайв и Бриан прибыли в черных смокингах после обеда в Адельфи по случаю двадцатипятилетия свадьбы родителей. Несмотря на апломб и непринужденный разговор, я сразу почувствовал, что, если соскрести поверхностный слой, внутри окажется очень несчастный человек. Как только Бриан узнал, что я работаю управляющим в отделе грампластинок у Левиса, он стал настойчиво уговаривать меня перейти на работу к нему и почти каждый день заходил ко мне, пристально изучая мою технику ведения торговли. Наконец он предложил мне более высокое жалованье плюс довольно приличные комиссионные. Мои родители, люди среднего достатка, сказали, что мой переход на работу к Эпштейнам — отчаянный шаг. Пройдя воинскую службу в Королевских военно–воздушных силах и получив профессию управляющего по программе Левисов, я, казалось, обеспечил себе прочное будущее, а теперь бросал стабильную работу, чтобы вкалывать на мелких еврейских торгашей. Меня привели к Куини и Гарри. Гарри отнесся ко мне весьма прохладно, и пришлось приврать ему относительно моего возраста, поскольку он считал, что 22 года — неподходящий возраст для управляющего магазином. А с Куини мы друг другу сразу понравились. Она была величественна, но приветлива — специфическое сочетание еврейской мамы и богатой англичанки, и ей понравились мои хорошие манеры, а особенно то, что она по ошибке приняла за вест–эндский акцент, приписав это моему детству в Бебингтоне.

Общение с Брианом было приятным, но и сильно озадачивало. Он чувствовал себя подавленным и несчастным и часто напивался. В лучшем случае о нем можно было сказать, что он инфантилен. То очаровательный и милый, а то через минуту какая–нибудь мелочь выводила его из себя, он становился пунцовым, сжимал кулаки, и все в страхе разбегались. Еще страшнее Бриан бывал тогда, когда что–либо задевало его лично: он становился холодным как лед, и не было на свете ничего страшнее молчаливого Бриана.

Однажды вечером после работы мы зашли в местный бар, и Бриан поведал свою страшную тайну. Он рассказал о мужчине, за которым пошел в мужской туалет, и о последовавшем за этим шантаже. Очевидно, он думал, что мужчина выполнит свою угрозу и вернется, чтобы отомстить. Все это его сильно беспокоило.

Куини заметила тревожные симптомы и решила отправить его на отдых. Отпуск совпал с тем временем, когда шантажист должен был выйти из тюрьмы. В начале осени 1961 года Бриан уехал на юг Испании, а когда в октябре вернулся в Ливерпуль, он был похож на человека, стоящего на краю пропасти в ожидании чего–то страшного и страшно одинокого.

Как–то в Уайтчэппелский филиал НЕМЗ зашел парень в кожаной куртке и обтягивающих джинсах. Бриану понравилась его внешность, и, вместо того чтобы дождаться, пока парень подойдет к прилавку, он сам подошел к нему.

«Я хочу купить пластинку, — сказал парень. — Она называется «Моя девушка» и записана в Германии. У вас есть эта пластинка?»

«А кто исполняет?» — спросил Бриан.

«Вы о них не слышали. Это группа «Битлз».

После недолгих поисков Бриан выяснил, что эта пластинка записана в Гамбурге Тони Шериданом, подружившимся с битла–ми во время второй поездки в Рипербан. Шеридан короткое время был популярен в Англии как рок–звезда и выступал на телевидении в шоу–программе «Оу, бой». Затем для него наступил тяжелый период, и он стал работать на Кошмидера в Кай–серкеллере. В Гамбурге на фирме «Полидор» он записал пластинку «Моя любимая за океаном», а на оборотной стороне — «Когда идут святые». Битлов пригласили выступать под названием «Бит Бразерз». Им платили по 25 долларов за выступление. Бриан также выяснил, что «Бит Бразерз» ежедневно играют в обеденное время в клубе «Пещера», за углом. Он никогда раньше не бывал в «Пещере», поэтому решил прогуляться и посмотреть.

8 ноября Бриан позвонил в клуб, чтобы заказать контрамарку, так как опасался, что его не пустят в клуб без кожаной куртки и узких джинсов. В костюме и галстуке, он бодро спустился по восемнадцати обшарпанным ступеням в клуб «Пещера». Перед ним открылась невероятная картина. Три туннеля, соединенные кирпичными арками, составляли клуб, заполненный корчащимися подростками. Около двухсот молодых людей толпились в узких проходах, они танцевали, кричали, глотали суп с сандвичами и одновременно слушали рок–н–ролл, исполняемый на сцене.

То, что увидел Бриан на площадке в центральном туннеле, загипнотизировало его. На сцене стояла четверка молодых людей в кожаных куртках и кожаных штанах. Они играли рок–н–ролл и отпускали в адрес друг друга «жеребячьи» шуточки. Бриан неподвижно застыл в тени и стоял, пока не закончилось сорокапятиминутное выступление. Сначала он обратил внимание на красивого мрачного ударника, затем на хорошенького гитариста и, наконец, на высокого костлявого парня, который подпрыгивал и приседал, неистово ударяя по струнам. Затем, довольный и смущенный одновременно, он услышал сладкий голос диск–жокея Боба Вуллера, объявившего, что в клубе находится Бриан Эпштейн. Известие было встречено аплодисментами и воплями, и Бриан отодвинулся еще дальше в тень. Ему пришлось собрать все свое мужество, чтобы протиснуться сквозь шумную толпу к уборной, крошечному помещению за сценой, где он попытался представиться музыкантам. Прежде всего Бриан поздоровался с Джорджем Харрисоном, который спросил с сарказмом: «Что привело сюда мистера Эпштейна?» Но Бриан и сам этого не знал.

Вернувшись в свой магазин, Бриан не мог говорить ни о чем, кроме «Битлз». Он ими просто бредил, с жаром рассказывал о них всякому, кто соглашался слушать. Еще несколько дней он ходил в «Пещеру» и наблюдал за группой. Иногда приходил один, иногда с Алистайром Тэйлором, сотрудником магазина на Уайтчэппел–стрит.

После первой встречи стало ясно, что у Бриана нет ничего общего с битлами, они воспринимали его лишь как владельца большого магазина грампластинок. Он был на шесть лет старше самого старшего из них, и тогда эта разница ощущалась очень сильно. Он иначе говорил, иначе выглядел, у него были иные интересы. Но он мог привлечь внимание своей фамилией Эпштейн, сверкающим новым автомобилем «форд», захватывающим дух заказом двухсот экземпляров песни «Моя девушка» Тони Шеридана и «Бит Бразерз» и тем, что наклеил название группы на витрину своего магазина грампластинок аршинными буквами. И все же один вопрос так и остался без ответа. Чего же все–таки он от них хотел? В глубине души Бриан знал ответ. Он хотел Джона.

Гарри с Куини ничего не знали о новой страсти Бриана. Они путешествовали и находились далеко от Лондона, когда Бриан открыл «Битлз», а по возвращении обнаружили, что сын возбужден больше, чем когда бы то ни было. Он усадил их на диван в гостиной и поставил пластинку. Раздался ужасный, непередаваемый звук. Затем Бриан сообщил им потрясающую новость: он будет менеджером этого звука, рок–группы под названием «Битлз». Гарри пришел в ярость и бушевал несколько недель. Бриан пообещал, что это лишь ненадолго отвлечет его от магазина, но ему никто не поверил. Куини тяжело вздохнула и благословила его. Она лучше других знала, что спорить с ним бесполезно. Если Бриану что–то взбредет в голову, его ничто не остановит.