Сделав усилие, я проталкиваюсь сквозь качающиеся двери в бесконечную комнату. Потолок здесь низкий, с гудящими флуоресцентными светильниками, а стены уходят в неизвестность. Передо мной старый деревянный стол. На нем — множество журналов, разбросанных по шероховатой темной поверхности, и знак, написанный от руки и прикрепленный скотчем спереди. Надпись — небрежные каракули, сделанные наспех черным маркером, гласит: «ВОЗЬМИТЕ НОМЕРОК И ЗАЙМИТЕ МЕСТО». Рядом со знаком стоит красный пластиковый автомат с номерками. Я подхожу к нему и заглядываю за стол. Насколько хватает глаз, видны ряды черных пластиковых стульев, уходящих в бесконечность, большинство из них заняты бесчисленными душами, ожидающими приговор. Остальные бесцельно слоняются кругом со стонами и рыданиями, сетуя на то, что мертвы. Все они серого или бежевого оттенка, некоторые с черным, кроваво-красным или охряным — те, что зависли посередине. Это не отмеченные перед смертью души, поскольку нельзя с определенностью сказать, к какой из сторон они относятся.

Я впервые за это время смотрю на себя, ожидая увидеть обсидианово-черный цвет, но вместо этого нахожу ярко-белый, с примесью сапфирового и дымчато-розового. Белый?! Я с благоговением пялюсь на себя несколько минут, затем собираюсь с силами, тяну номерок из автомата и отрываю листок. На зеленой бумаге, внутри золотого листа, я вижу слово «ОДИН», написанное большими буквами. Поднимаю глаза на светящийся экран над столом.

«Сейчас обслуживается номер 64893394563 172 289516», — гласит он.

Я снова смотрю на свой номерок.

Один.

— Номер один, пройдите, пожалуйста, в кабинет номер один, — отчетливо слышу я в голове андрогинный монотонный голос, но на экране ничего не меняется. Пока я стою, гадая, где мне искать кабинет номер один, передо мной материализуется резная деревянная дверь с большой золотистой единицей, нарисованной на ней. Я поворачиваю ручку и слегка толкаю дверь.

Переступив порог, я оказываюсь в большой светлой комнате с огромным столом из красного дерева и стулом с высокой спинкой по центру. Комната выглядит обманчиво гостеприимной. От очага огромного камина, где потрескивают задорные огоньки, доносится приятный запах пекана. Бежевые кожаные диваны и кресла беспорядочно стоят между многочисленных книжных полок. Среди корешков книг, рассыпанных на журнальном столике из красного дерева неподалеку от меня, я вижу «Чистилище» Данте и не могу сдержать улыбку. Михаил хорошо подготовился.

Он парит над полом рядом с камином спиной ко мне, а его белые одеяния слегка колыхаются на несуществующем ветру.

Как театрально!

Он медленно поворачивается и улыбается, но его улыбка лишена теплоты. Поглаживая черную бородку, он внимательно изучает меня. Темные волосы и кожа создают резкий контраст с бледно-голубыми глазами, от чего они даже светятся, придавая ему зловещий вид — без сомнения, с целью запугать. Михаил знаменит этим.

— Добро пожаловать, Люцифер. Очевидно, Всемогущий пропустил тебя вне очереди. Я бы заставил тебя подождать. — Он указывает на уютное кожаное кресло, стоящее перед столом. — Присаживайся.

— Нет, спасибо. Предпочитаю постоять. — Я слишком долго варился в этой каше, чтобы сейчас терять бдительность рядом с архангелом. Особенно с этим. Проведя вечность за вынесением приговоров, он приобрел комплекс Бога.

Принцип презумпции невиновности действует как в раю, так и в аду, а вот лимб — под контролем рая. А если быть точным — Михаила. Может сложиться впечатление, что небожителям это даже на руку, но Михаил приверженец жесткого контроля качества, поэтому основная масса душ отправляется в ад.

Я делаю еще один шаг вперед.

— В чем дело? Почему я не в аду?

— Если ты жаждешь гореть в преисподней вечность, так тому и быть. Я ошибочно подумал, что ты захочешь обсудить альтернативу. — Он презрительно машет в мою сторону рукой и поворачивается, чтобы присесть за свой стол.

Я переступаю через гордость и сглатываю комок, застрявший в горле.

— Подожди. — Я следую за ним до стола и опускаюсь в кожаное кресло. — Что еще за альтернатива?

Его взгляд смягчается; видно, что это его забавляет.

— Случилось так, что кое-кто в царстве смертных хочет вернуть тебя. Отчаянно. Это, конечно, очень трогательно. Так уж сложилось, что этот кто-то обладает сильным даром подчинения, очевидно распространяющимся и на небожителей, поскольку Габриэлю уж слишком сложно сказать «нет».

Голова идет кругом. Разве такое возможно? Хватит ли у Фрэнни силы ее дара, чтобы вернуть меня к жизни? Я никогда не слышал о подобном. Но также я и не слышал, чтобы демоны превращались в людей.

— По твоему лицу мне ясно, что это приемлемая альтернатива.

Выйдя из раздумий, я понимаю, что на лице моем улыбка, а по щеке катится слеза. Я быстро смахиваю и то и другое и сурово смотрю на Михаила.

— Такое возможно?

— Да. Но есть условия. Это не бесплатный пропуск.

Мое сердце сжимается. Подвох. Во всем есть подвох.

— Какие условия?

— Мы знаем, что Фрэнни изменила тебя. Ее дар подчинения очень силен. — В его глазах я вижу то, что он не сказал, силен — значит, опасен. Смертный, обладающий властью над смертными, — это одно. Но смертный, способный подчинять адских тварей и небожителей, — совсем другое. Ее боятся.