Сервас его понимал. С одной стороны, Сен-Сир испытывал облегчение оттого, что истина наконец-то забрезжила впереди. С другой — он испытывал то, что чувствовал бы всякий, кто годами преследовал цель, а потом, уже смирившись с тем, что никогда ее не достигнет, вдруг видит, как ее достигает кто-то другой. Горькое это чувство: понять, что прошел мимо главного и впустую потратил время.

— В конечном итоге, интуиция тебя не подвела, — подчеркнул Сервас. — По всей видимости, члены квартета никогда не снимали капюшонов, идя на дело, и не показывали жертвам свои лица.

— Никто из пострадавших ни разу не пожаловался!

— Так часто бывает в делах подобного рода, ты это знаешь не хуже меня. Истина вскрылась много лет спустя, когда жертвы стали взрослыми, обрели уверенность в себе и уже не боятся своих мучителей.

— Полагаю, ты просмотрел список всех детей, когда-либо отдыхавших в лагере? — спросил Сен-Сир.

— Какой список?

Следователь бросил на него удивленный взгляд и пояснил:

— Тот, что я составил, установив имена всех детей. Он лежал в коробке, которую я тебе отдал.

— Там не было никакого списка, — отозвался Сервас.

Сен-Сир смутился, но стоял на своем:

— Да был же! Ты что, думаешь, у меня с головой непорядок? Я уверен, там были все документы, включая этот список. Я тогда пытался установить связь между самоубийцами и другими детьми, отдыхавшими в лагере, предположил, что до этого могли случиться и другие самоубийства, прошедшие незамеченными, поскольку они были одиночными. Может быть, и другие ребята из лагеря кончали с собой. Это подтвердило бы мою гипотезу, что самоубийства связаны с «Пиренейскими сернами». Я отправился в мэрию и составил список всех детей, отдыхавших в лагере со времени его основания до трагических событий. Этот список лежал в коробке.

Сен-Сир не любил, когда кто-то ставил под сомнение его слова, тем более — интеллектуальные качества. Он был уверен в себе.

— Сожалею, но в коробке не было ничего похожего на такой список.

Старик покачал головой, пристально на него посмотрел и заявил:

— То, что находится у тебя, — это фотокопии. В то время я был очень педантичен, не то что сейчас. Я снимал фотокопии с каждой странички досье и уверен в том, что список там был. — Он поднялся. — Пойдем со мной.

Они двинулись по коридору, облицованному красивым серым камнем. Следователь толкнул низкую дверь и повернул выключатель. Сервас очутился в настоящем хаосе. В маленьком кабинете в неописуемом беспорядке пылились книжные шкафы, стулья, столики на одной ножке, везде как попало валялись книги по юриспруденции, из стопок досье вывешивались листки, когда-то заботливо собранные вместе. Документы лежали повсюду, даже в углах и на полу. Ворча, Сен-Сир безуспешно порылся в стопке бумаг сантиметров тридцать высотой, лежащей на стуле, потом в другой. Минут через пять он выпрямился, держа в руках сшитую пачку листков, и торжествующе протянул ее Сервасу.

— Вот.

Мартен заглянул в список. Десятки имен, напечатанных в две колонки на трех страницах. Глаза его скользили по строчкам, но ни одно имя не заставляло остановиться. Потом появилось знакомое: Алиса Ферран. Он продолжил читать. Людовик Аслен, еще один из тех, кто покончил с собой. Еще дальше — Флориан Ванлоот. Сервас искал еще двоих ребят, отдыхавших в лагере, перед тем как покончить с собой, и вдруг его глаза натолкнулись на одно совершенно неожиданное имя.

Его здесь просто не должно было быть.

У Серваса закружилась голова, и он вздрогнул, словно его током ударило. На миг ему показалось, что это галлюцинация. Мартен закрыл глаза, потом открыл. Но имя осталось там, среди других, и никуда не делось. Ирен Циглер.

Черт возьми, но этого не может быть!

Сервас долго сидел за рулем «чероки», невидящими глазами глядя перед собой сквозь ветровое стекло. Он не замечал ни хлопьев снега, все гуще падавших с неба, ни снежной подушки, покрывшей шоссе. Под фонарем на снегу обозначался круг света. Огни на мельнице гасли один за другим, в конце концов остался только один. Светилось окно спальни. Наверное, старик читал, лежа в постели. Ставней он не закрывал, да это и не было нужно. Любому вору пришлось бы сначала переплыть ручей, а потом долго карабкаться до окон вдоль стены. Такая система была не менее эффективна, чем сторожевой пес или сигнализация.

Ирен Циглер… Ее имя было в списке. Сервас спрашивал себя, что это могло означать. Он вспомнил, как вернулся в жандармерию после первого визита к Сен-Сиру, неся под мышкой картонку с документами. Ирен тогда завладела коробкой и начала листок за листком перебирать лежавшие там бумаги по расследованию дела о самоубийствах. Сен-Сир был категоричен: список детей, отдыхавших в лагере, на тот момент лежал там. Но вдруг старик стал терять память и не хочет в этом сознаваться? Он мог засунуть список куда угодно. Но была и другая гипотеза, которая беспокоила Серваса гораздо больше. Он не нашел списка, потому что Ирен Циглер его тайком выкрала. Тогда, ночью в жандармерии, она очень вяло и неохотно пошла на то, чтобы припомнить эпизоды самоубийств, когда он ее об этом попросил. Неожиданно всплыло еще одно воспоминание: он застрял в кабине фуникулера и пытался до нее дозвониться. Она находилась гораздо ближе к канатке, чем он, и должна была приехать первой, но, когда Сервас вошел в кабину, ее все еще не было. По телефону Ирен объяснила, что свалилась с мотоцикла и находится на дороге. Он увидел ее только после события. Перро на тот момент был уже мертв.

Сервас с такой силой вцепился в руль, что побелели костяшки пальцев. Он потер веки. Сил уже не осталось, Мартен был на грани нервного истощения, тело превратилось в сплошной комок боли. Сомнение, как яд, разъедало его мозг, который начал выдавать новые мысли и образы. Она разбиралась в лошадях, по-мужски водила машину и вертолет, знала весь район как свои пять пальцев. Он вдруг припомнил, с какой поспешностью Циглер вызвалась поехать с ним в мэрию. Она прекрасно знала, что должна там найти. Список был единственной ниточкой, которая вела к ней. Может, она рылась в бумагах Шаперона, чтобы понять, где его искать? Значит, это Ирен пыталась его задушить в лагере? Она надела ему на голову мешок и удавку на шею? Он не мог в это поверить.