— Мы должны спасти этого человека. Вы, Ивета, отправитесь в город, ко мне на квартиру, и возьмете там все необходимое. Вы знаете, что нужно. Вот ключи. Ты, Владик, беги в сторожку лесника Влаха и приведи его сюда. Ничего ему не объясняй. Скажи просто, что я повредил себе ногу и прошу помощи. Туда же, в сторожку Влаха, вы, Ивета, несите саквояж с медматериалом. Все. Бегите!

Владик молча кивнул и, поправив на голове берет, со всех ног ринулся в чащу.

Девушка на миг задержалась. Огромные черные глаза с восхищением смотрели на доктора:

— Я знала, пан доктор. Я знала, что вы правильный человек!

Она порывисто схватила руку Коринты и поцеловала. Когда звук ее шагов замер в густом ельнике, врач посмотрел на свою руку и недоуменно пожал плечами.

Почему-то вспомнились слова Владика о том, что идут они не по грибы, а к партизанам. Попробуй теперь докажи ему, что у него и в мыслях ничего подобного не было. Владик, поди, уверен, что они с Иветой знали про этого раненого и отправились специально, чтобы оказать ему помощь.

Коринта грустно усмехнулся: «Партизан поневоле!» Затем, нахмурившись и пошевелив усами, снова наклонился над потерявшим сознание парашютистом. Осторожно пощупал пульс. Осторожно подобрал выпавший из его руки пистолет. Осторожно потрогал парашютную сумку. Убедившись, что парашют в сумке свернут и не тронут, машинально глянул вверх, на развесистую крону сосны.

Мысль о парашюте, с которым этот русский парень приземлился, была естественной даже у такого далекого от военных дел человека, каким был доктор Коринта. В самом деле, где же полотнище использованного парашюта?!

По кроне сосны нетрудно было проследить падение парашютиста на землю — слишком свежи были на ней поломы веток и сучьев, — но при этом ни единого лоскутка на ней не было видно.

— Странно, очень странно… — пробормотал Коринта и, присев на парашютную сумку, погрузился в раздумье.

Немецкий гарнизон в К-ове состоял из одной-единственной роты автоматчиков, расквартированных в здании школы. Эту ночь гарнизон провел почти без сна.

Незадолго до полуночи командира роты капитана Фогеля разбудил дежурный офицер.

Звонили из штаба дивизии, находившегося в городе Б. На проводе был генерал Петерс.

Вести оказались тревожными. В пятнадцати километрах от Б., среди покрытых лесами гор, где, по данным разведки, скрывался крупный партизанский отряд Горалека, высадился советский парашютный десант.

— Я направил в опасную зону три роты автоматчиков, капитан. Но это может оказаться недостаточным, ибо численность десанта неизвестна. Держите своих людей в полной боевой готовности. Район высадки десанта находится от вас в сорока километрах. По получении приказа вы ровно через час должны ввести роту в бой.

— Поняли меня?

Голос генерала звучал в трубке резко и раздраженно. «Нервничает старик…» — подумал Фогель, а вслух сказал:

— Так точно, господин генерал, понял!

— Действуйте!

Капитан поднял роту по боевой тревоге, вывел ее во двор школы и приказал погрузиться в автомобили. Сам вернулся в штабную комнату к телефону, где долго и много курил, часто посматривая на аппарат.

Сонные солдаты до самого утра просидели на твердых скамьях в кузовах автомобилей, не смея снимать касок и откладывать оружия. Они вполголоса ругали партизан, совсем шепотом — начальство и разгоняли сон дешевыми сигаретами.

В семь утра из штаба дивизии снова позвонили. На этот раз с капитаном Фогелем говорил старый приятель майор Клоц, адъютант командира дивизии. Он передал капитану приказ об отбое, а затем сказал:

— Солдаты пусть отдыхают, а тебе, дружище Гельмут, придется еще часика два пободрствовать. В штабе для тебя готовят приказ, какого тебе в жизни получать не приходилось.

Последние слова майор сопроводил коротким смешком, давая этим понять, что в секретной диспозиции не будет ничего серьезного. Но Фогелю было не до шуток, ему безумно хотелось спать. От большого количества выкуренных сигарет болела голова.

— Я мечтаю только о постели, дорогой Клоц. Если это не срочно.

— Что ты, что ты, Гельмут! Именно срочно! Посмотрел бы ты, что творится в штабе.

Опрашивают десятки людей, составляют десятки протоколов. А старик мой свирепствует, будто накануне решающего сражения!.. Короче говоря, потерпи, скоро все узнаешь.

Капитан Фогель разрешил роте трехчасовой отдых, а сам еще целых два часа провел в штабной комнате, то есть в бывшем кабинете директора школы, где он удобно обосновался.