Работали круглосуточно. Вкалывали до потери пульса. Одного принесли к Кравченко без сознания: перегрелся, но работу не прерывал, пока не свалился. Люди разрывались от страсти сделать сто работ сразу, бомбардировали Ногтева требованиями выслать то, доставить это. Часто, не дождавшись — в Большом Мире вечно сопли жуют, — наспех делали нужное сами.

Мазохин все чаще вынужденно общался с Кириллом. Занять еще пару пещер, расширить существующие, перекрыть дорогу визитерам... Не у каждого работа шла успешно. Вдруг в самый напряженный момент сзади выдвигается литая голова размером с чемодан, а жесткие сяжки оценивающе щупают микростанок! Тут не до производительности труда, отнюдь.

Забелин, специалист по лазерам, творил чудеса. Дмитрий одно время ожидал, что вот-вот получит лазерный пистолет, но Забелин объяснил, что лазеры не годятся как пистолеты или автоматы. Пули сразу теряют начальную скорость, шлепаются на землю почти у ног, а у лазера энергия уходит на прожигание тоннеля в плотном воздухе.

— Могу сделать для ближнего боя, — предложил он. — Со световой вспышкой! Враг ослеплен, трет лапами глаза, и ты можешь тем временем скрыться.

— Или нанести сокрушительный удар, — поправил Дмитрий кровожадно. Увидев лицо Забелина, поспешно уточнил. — Превентивный, разумеется!

В ночной анабиоз продолжала впадать только группа особого назначения. Остальные «оставались людьми». К их чести, не из страха, не из предрассудков, а ради одержимой работы. От нормального сна урывали половину на ту же работу.

В одной из пещер устроили даже конференц-зал, какой был на станции. Однажды Кирилл забрел туда, удивился запустению. Пыль, мелкие стружки, на стене огромный экран, с помощью которого жители Малого Мира могли знать все, что происходит в мире обычном...

На экране тяжело и мучительно медленно двигалась мускулистая женщина, подпрыгивала, едва-едва отрываясь от пола. Вокруг нее передвигался налитый упругим мясом мужчина. В редкие секунды он, багровея от усилий, приподнимал женщину на руки, однажды сумел вскинуть над головой. На сверхтяжелой планете шла отчаянная борьба с чудовищной гравитацией, кинетикой огромных тел. Гиганты отчаянно боролись, умело, даже артистично координировали усилия множества удаленных друг от друга групп мышц...

Кирилл поспешно переключил на другой канал. В спортивном зале квадратный человек под бюро оваций, разрывая связки, сумел вскинуть над головой штангу, едва превышающую его вес... В соседнем зале награждали золотой медалью прыгуна, хотя тот взял высоту всего в два собственных роста...

Нефтяной кризис, голод в Африке, хирургия на марше... По зеленому полю, едва не разваливаясь от собственной тяжести, двигался комбайн. Подминая леса трав, вдавливал в землю, с каждым взмахом вертушки скашивал столько, что хватило бы для прокорма конных полчищ Аттилы, Чингисхана и 1-й Конной Буденного вместе взятых. Нелепо двигалась жатка, с грохотом падал в бункер тяжелый поток зерна... Огромные нелепые потери, зверское оскорбление земли, матери природы... Идет передача с далекой чужой планеты?

Кирилл отвел глаза. Этого боится Мазохин? Не потому ли старается держать сотрудников под стальным колпаком? Не сегодня, так завтра вырастут новые пророки. Дескать, люди Большого Мира — тупиковая ветвь, вроде неандертальцев. А мы, дескать, избранные, нам все должны уступить дорогу. От этой посылки можно поплясать, причем доплясаться очень далеко. Где те трезвые головы, что увидят золотую середину между полным неприятелем, некритическими восторгами и чрезмерными надеждами на полное решение всех проблем? Они есть, спор не в нашей традиции, никак не научимся, норовим сразу в рыло. Мол, сие самый весомый довод. Мазохин так и делает, даже если сам этого не понимает. А может, и понимает, у администраторов чутье на все, что можно запретить.

В конференц-зал с грохотом ворвался Дмитрий. Сюда трудно было врываться с грохотом, но Дмитрию удавалось многое.

Он сделал тройное сальто, повис, как летучая мышь, вниз головой на потолке.

— Кирилл! Брось, по субботам здесь обзор наших новостей и достижений. Только тогда народец сползается, да и то как мухи после мороза. Это интереснее: кто что открыл, изобрел, добился, предполагает... Фехтуют гипотезами. Ты лучше дай нам задание!

— Кому нам?

— Мне и Сашке.

— А разве она...

— Не орлица, вроде Гризодубовой, но рвется в бой. Пока лежала в коконе, развивала идеи... всякие, странные. Как обследовать, как жить, что делать потом...

Кирилл прикусил язык. Пока люди заняты, на звезды головы не поднимают. Саша посидела без дела, начала размышлять о будущем, перспективах. Но если размышляет даже десантница, то какие идеи придут в голову высоколобым, если оторвутся от поглощающей работы?

На поверхности пня воздух был свежим и острым, как бритва. Древесина еще держала влагу, раздутая и сонная, глубокие трещины появятся ближе к полудню, когда жаркие лучи высушат, нагреют.

К ним подбежала, сильно прихрамывая, Саша. Она была в коротких шортах, что не открывали на обозрение жуткие сизые шрамы, от плеч до бедер была в пластиковом корсете, правая рука оставалась внутри этой тюрьмы, но Саша из кожи вон лезла, доказывая, что ее левая рука работает за две. Она была бледная, как личинка майского жука, и худая, как стремянка, но Кравченко все равно потрясенно разводил руками. Выздоровление, возвращение в строй не укладывалось ни в какие рамки традиционной медицины!