— Кася, это не Тверская улица... Дебри Мегамира! А новый мир всегда дикий, жестокий, кровавый.

— Но мы не дикие!

— Мы здесь еще не хозяева. А в чужой монастырь...

В щели мегадерева, где устроились на ночь, Кася поспешно настроила передатчик, выстрелила гибкий шнур антенны. По экрану долго бегали полосы, затем камера показывала лабораторию, наконец, послышались гулкие шаги, весь экран заполнило худое желтое лицо. Темные запавшие глаза смотрели пронизывающе.

— Наконец-то, — буркнул Соколов. — Я думал, у вас батарейки сели!

— Не хотели вас беспокоить, — ответила Кася с ноткой старой обиды. — Вы всегда так заняты... Но сейчас случилось ужасное!

Глаза Соколова стали строже:

— Видела бы сейчас свое лицо! Рассказывай.

— Иван Иванович, — выпалила Кася одним дыханием. — Кто-то устроил засаду. Влад говорит, что хотели убить именно нас!

Соколов застыл, затем проговорил медленно, явно не веря своим словам:

— Надеюсь, не люди?.. Звери в засаде? Хищники?

— Человек! — выкрикнула Кася отчаянно.

Соколов приблизил лицо к экрану, всматриваясь в отчаянные глаза девушки. На лбу прорезались глубокие складки:

— Уверена?

— Влад говорит...

Соколов сказал напряженно:

— У варваров свой мир. У них могут быть странные фантазии. Ты сама уверена?

Кася заплакала. Семен отстранил, сказал четко, глядя в лицо начальника Станции:

— Здравствуйте, Иван Иванович. Засада была. Враг очень точно выбрал место, что особенно странно. Если бы не счастливая случайность... но мы живы, а он нет.

Соколов нахмурился, спросил потвердевшим голосом:

— Что говорит проводник?

— Ничего.

— Ничего?

— Да, Иван Иванович. Это другой мир, но будь я проклят, если не узнаю некоторые старые болячки. И старые истины, вроде: гомо гомини эст... богомол. Или паук. Бей всякого, пока не ударили тебя. Подставят правую щеку — бей со всего плеча!

Соколов что-то отмечал в блокноте. Семен видел лишь кончик пневматической ручки.

— В каком месте, говоришь, была засада?

— Квадрат двести сорок а-прим шесть.

— Странно, — проговорил Соколов медленно, — в этих местах не должны быть племена. Даже поблизости нет!

— Племена мигрируют, — сказал Семен мягко.

Соколов отрицательно качал головой:

— Нет-нет, здесь что-то другое... Сезон для миграций неподходящий, да и слишком много совпадений. Оказаться именно в том же месте и в то же время, к тому же устроить засаду на незнакомых путешественников... Не приняли вас за кого-то еще?

Семен пожал плечами:

— У нас нет знакомых в этом мире.

Соколов пожевал губы. Семен почти видел, как напряженно работает мощный мозг гениальнейшего ученого, который лишь по необходимости занимается и проклятущей административной службой.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я займусь. А вы отныне связывайтесь со мной как можно чаще. По любому поводу и без повода. Я хочу знать где вы, что с вами, вплоть до температуры воздуха и структуры почвы.

Голос звучал уверенно, однако Семен опустил глаза. Впервые стало неловко за начальника Станции. Блестящий ученый, генетик мирового класса, даже сносный администратор, что вовсе чудо, все же берется за нелегкую задачу. На станции он предвидит на пять ходов реакцию любого сотрудника, приводя в почтительное восхищение персонал, но Лес есть Лес, да еще Лес Мегамира!

Кася вежливо попрощалась, Семен выключил передатчик. Варвар все еще чистил поблизости голову ксеркса, словно орудийную башню, теперь руки задвигались чаще, а скребок, что раньше двигался без скрипа, с треском пошел по броне хитина, лишь пощелкивали валики вокруг трахейных трубочек, плотно закрытых, чтобы не забивались грязью со скребка.

Головастик ближе к полудню стал избегать прокаленных солнцем открытых мест, норовил проскакивать в тени. Как нарочито попалась на редкость голая земля, даже низкого леса нет, от камней сухой жар, теплые волны почти подбрасывают бегущего дима вместе с ракетной установкой и четырьмя седоками.

Влад, жалея преданного зверя, направлял его к каждому чахлому деревцу, чтобы закованный в доспехи друг хоть на миг ощутил прохладу. В такие минуты горячее тело под ним разом теряло часть жара, словно спускалось в прохладную землю, но тут же снова выскакивали под нещадный тепловой удар. Влад часто останавливал Головастика, поил, Хоша присасывался к бурдючку сам, цепко держа его тремя-четырьмя лапками, сопел от удовольствия, фыркал. В такие минуты Кася отворачивалась с брезгливым видом, не желая признаться, что во рту разом пересыхало и тоже ужасно хотелось воды.