Джейн. Ну, обычно ведь невозможно все заранее учесть. А если опасность была преувеличена?

Олунде. Он, видимо, решил, что не вправе рисковать жизнью других… Но у меня к вам просьба, миссис Пилкингс, – вы не могли бы позвать вашего мужа? Мне надо с ним поговорить.

Джейн. Вот как? (Ей вдруг приходит в голову, что появление Олунде – очень важное событие при создавшихся обстоятельствах.) Да он, понимаешь ли… в городе не совсем спокойно, и его вызвали туда прямо с бала… А ты-то когда вернулся? Саймон знает, что ты здесь?

Олунде (чрезвычайно серьезно). Мне нужна ваша помощь, миссис Пилкингс. Я всегда замечал, что вы понимаете нас немного лучше, чем ваш муж. Пожалуйста, миссис Пилкингс, разыщите его, а когда разыщете, помогите мне с ним объясниться.

Джейн. Я… мне что-то не совсем понятно, Олунде. Ты уже виделся с моим мужем?

Олунде. Я заходил к вам, и ваш слуга сказал мне, что вы здесь. (Усмехнувшись.) Он даже объяснил, как вас узнать.

Джейн. Значит, ты наверняка уже слышал, что Саймон пытается тебе помочь.

Олунде. Помочь? Мне?

Джейн. Тебе и твоим сородичам. Притом он даже не подозревает, что ты вернулся. Мы как раз сегодня вечером сетовали, что до тебя четыре тысячи миль. Но скажи, каким образом ты здесь очутился?

Олунде. Я получил телеграмму.

Джейн. Телеграмму? От кого? Саймон только сегодня вечером узнал, что происходит с твоим отцом.

Олунде. Мне прислал телеграмму один из моих родственников. Недели три назад. Но он даже не упоминал о моем отце. Он просто известил меня, что умер король. Ну, и я понял, что время не ждет.

Джейн. Слава богу, хоть тебя-то не коснулась эта нервотрепка! Саймон непременно все уладит.

Олунде. Об этом я и должен с ним поговорить. Он хлопочет впустую. Четыре года назад он очень мне помог, и я не хочу, чтоб мои сородичи возненавидели его. Он ничего не добьется – кроме их ненависти.

Джейн (не веря своим ушам). Ты… ты тоже, Олунде?…

Олунде. Миссис Пилкингс, я вернулся домой, чтобы похоронить отца. Как только пришла телеграмма, я начал собираться. Ну, и мне, можно сказать, чертовски повезло. Мы шли в одном караване с принцем под защитой королевского конвоя.

Джейн. А тебе не кажется, что твой отец тоже имеет право на защиту?

Олунде. Ох, миссис Пилкингс, ну как бы мне вам получше все объяснить? Он прекрасно защищен. Его поступок просто немыслим без надежнейшей, всеобъемлющей защиты. А вы… что вы можете предложить ему взамен безмятежной совести и умиротворенного рассудка, незапятнанной чести и почитания сородичей? Что вы подумали бы о вашем принце, если б он отказался сейчас, не желая рисковать жизнью, от посещения колоний – увильнул бы от участия в демонстрации британской мощи под королевским флагом?

Джейн. Понятно. Значит, ты изучал в Лондоне не только медицину.

Олунде. Вот вам одна из характернейших ошибок англичан. Вы считаете, что здравому смыслу можно научиться только у вас.

Джейн. Подожди, Олунде, не торопись. Ты научился спорить, с этим я согласна, но твои суждения вовсе не кажутся мне здравыми. Как бы ловко ты ни вел разговор, а речь-то все равно идет о варварском обычае. Я бы даже сказала – о дикарском. Умирает король, и верховный вождь должен быть похоронен вместе с ним. Ну не дичь ли это, посуди сам?

Олунде (указав рукой на принца, который опять приблизился к авансцене). А это? Как назвать подобное действие, когда мир сотрясают корчи остервенелой войны?

Джейн. Терапией в британском стиле. Попыткой сохранить разум, когда весь мир сошел с ума.

Олунде. Или, скажем, балом во время чумы, театрализованным безумием. Но вообще-то меня это не интересует. Белые умеют выживать – вот что я в конце концов понял. По естественным – и природным, и логическим – законам они должны бы истребить друг друга в этой войне, должны уничтожить свою пресловутую цивилизацию и вернуться к варварству, которое они приписывают черным, – так мне сначала казалось. Но потом я осознал, что умение выжить – вот ваше высочайшее искусство. Будьте, однако, немного скромней – предоставьте другим выживать по-своему.

Джейн. Например, с помощью ритуальных самоубийств?

Олунде. А чем ритуальное самоубийство хуже массового? Ну скажите, миссис Пилкингс, как вы назовете то, что делают наши молодые люди на этой войне по приказу их генералов? Надо, правда, признать, что у вас процветает еще одно высокое искусство – искусство подбирать определения, которые ничего не определяют.

Джейн. Разговорился! Могучие легкие да окольные речи – вот все, что нужно таким, как ты.

Олунде. Такие, как я, не называют по крайней мере черное белым. В ваших кинохрониках и радиопередачах страшные, гибельные поражения постоянно именуют стратегическими победами. А я ведь не только слушал радиопередачи и смотрел кинохроники – нас всех посылали на практику в госпитали. Через госпитальные палаты, которые я обслуживал, проходили сотни и сотни раненых. Я разговаривал с ними. Мне случалось долгими вечерами сидеть у их коек и слушать кошмарную правду об этой войне. Теперь-то я знаю, как делается история.