Не скоро Фэтону удалось покинуть трибуну. Доселе хранивший полную тишину зал обрушился на него лавиной самых разных вопросов. И не мудрено: выступление Фэтона было после линского феномена сенсацией номер два. Каждый хотел дотронуться до аппарата, чтобы лично убедиться в его реальности. Однако Фэтон не выпускал его из рук.

В работе заседания принимал участие и профессор Гинс, которого привезли сюда из больницы в санитарной машине. В зале он разместился в проходе на инвалидной коляске. Рядом с ним сидел Шэттон Дюк.

Покинув наконец трибуну, Фэтон сразу направился к ним.

–  Поздравляю, коллега, - вполголоса проговорил Гинс.
– Вы сделали большое дело.

–  Рад видеть вас, профессор.

Фэтон поискал глазами свободное место. Дюк с готовностью вскочил.

Фэтон благодарно кивнул и сел. Он по-прежнему оставался в центре внимания зала.

–  Будьте осторожны, - прошептал Гинс, показывая глазами на аппарат.
– Это очень большая ценность. Не очень-то доверяйте этой публике, - прошептал он, наклонившись к самому уху Фэтона.
– Она очень разношерстна, и не все здесь порядочные люди.

Моложавое лицо Гинса выразило озабоченность. В черных глазах его мелькнула тревога.

–  Да, но Крок Суни… - начал было Фэтон.

–  Вне всякого сомнения!
– чуть громче перебил его Гинс.
– Порядочнейший человек и настоящий ученый. Впрочем, извините, мы, кажется, мешаем.

Гинс откинулся на спинку коляски и обратил свое внимание к президиуму. Начались прения по сообщению профессора Фэтона.

Заседание Ученой комиссии закончилось в одиннадцать вечера. Много времени отняло обсуждение текста обращения к Пришельцам. У каждого были свои предложения и все они противоречили друг другу.

–  Самое трудное для нас, - заметил в наиболее напряженный момент шумной дискуссии профессор Гинс, - это прийти к общей точке зрения. Каждый в глубине души уверен, что он умнее своего соседа. К сожалению, в науке столько же дураков, сколько и умных.

Профессор Гинс нравился Фэтону все больше и больше. Рядом с ним он чувствовал себя ребенком, который только-только начинает понимать жизнь. В сущности так оно и было. Ведь он фактически прожил жизнь, отгородившись от людей прочной стеной душевного одиночества. Только Нейман имел свободный доступ через эту стену. Но, приходя к Фэтону, он приносил с собой свое одиночество, которое, в принципе, ничем не отличалось от фэтоновского. Гинс же был - сама жизнь со всеми ее сложностями, трудностями и житейской мудростью.

Когда председатель объявил о закрытии заседания, Гинс тронул Фэтона за локоть.

–  Извините, коллега, но я прошу вас позволить нашему молодому другу, - кивнул он на Дюка, - отвезти вас домой. Я буду спокойнее за вас и за ваш аппарат. Чего в жизни не бывает!

–  Благодарю вас, профессор, - с признательностью ответил Фэтон.
– буду рад, если Шэттон отвезет меня домой.

Подошел Крок Суни. Глаза его возбужденно блестели. Он крепко пожал руку Гинсу.

–  Как вам понравилось заседание?
– спросил он у обоих.

–  Мне больше пришлась по душе первая часть, - ответил Гинс.

–  Мне тоже, - заметил Суни.
– Не хотите ли принять участие в банкете, который местные власти устраивают сегодня в нашу честь?
– обратился он к Гинсу и Фэтону.

–  Увы, - ответил Гинс.
– Боюсь, моя инвалидная коляска будет удручающе действовать на публику. Если профессор Фэтон…

–  Нет, нет!
– живо возразил Фэтон.
– Я так устал сегодня. Манифестация, затем заседание. Я очень благодарен вам, - обратился он к Суни, - но сейчас мне хочется отдохнуть.

–  Ну что ж, - развел руками Суни.
– Тогда до завтра.

Крок Суни кивнул и пошел к выходу из зала, где его дожидалась группа коллег.

Шэттон взялся за спинку коляски Гинса.

–  Я еду домой, - предупредил вопрос Фэтона Гинс.
– С такой пустячной раной в больнице нечего делать.

На улице Шэттон помог санитарам погрузить в машину коляску с Гинсом. Фэтон уже сидел в машине Дюка.

Окно в комнате было темным. Значит, Нейман уже спал. Фэтон открыл дверь, тщательно запер ее на два оборота ключа и, стараясь не шуметь, разделся. Потом тихо проскользнул в комнату-лабораторию.

Приятели в ту ночь спали, как убитые. По крайней мере, так они утверждали потом.

Фэтон проснулся рано - в половине пятого утра. Проснулся и сразу ощутил знакомый с прошлой ночи аромат. Сначала подумал, что запах ему просто чудится. Но нет - он сохранял свою силу и устойчивость.

Фэтон вскочил и принюхался. Сейчас он был похож на огромную гончую, вставшую на задние лапы. На темной поверхности задвинутого в угол журнального столика бледнел какой-то квадрат. Фэтон рванулся к столику. Здесь пахло так сильно, что у него закружилась голова. Он в изнеможении упал в кресло и закрыл глаза.