Худощавый, взглянув на сказавшего эти слова, подхватывает:

– Вот и у меня такая фигня непонятная. Убедил себя, что можно попадать, и стало получаться. Но даже для себя не могу объяснить как.

Майор умудренно улыбается:

– Ага, в этом весь психологический фокус состоит. Не так вера в то, что ты можешь, помогает, как представление, что это сделать невозможно, мешает. То есть не надо ни во что глубоко уверовать, нужно просто освободиться от стереотипа, что это выше сил человеческих. Лучше всего помогает в таких делах арифметика. И немножко геометрии. И совсем чуть-чуть баллистики.

Теперь небольшое отступление. Уметь стрелять по-винтовочному нужно. И стоя, и с колена, и лежа. Это очень полезные навыки. Еще надо уметь с упора. Кроме боевого аспекта существует чисто технический. Вот как ты определишь, насколько далеко можно поразить такую-то цель? По рассказам очевидцев? Или, допустим, я тебе объясню. А на фига принимать на веру, когда можно самому. Не верь никому про кучность того или иного пистолета, просто отстреляй по малюсенькой мишени из устойчивого положения. С упора, например. Чтоб цель была как точка на конце мушки. Потом посмотри. Допустим, на двадцать пять метров разбросало на десять сантиметров (хотя бывает и на три). Значит, на пятьдесят будет двадцать, а на сто – сорок. Это очевидно. Значит, пули будут внутри ростовой. Так и будешь рассказывать ученику, если придется. Потом вспомним про ветер, который на сто метров для пистолета кое-что значит. Средний боковой ветер утягивает макаровскую пулю сантиметров на двадцать или чуть больше. Парабеллумовскую – чуть меньше. Как задуло сбоку таким ветром, так целиться надо в наветренный край мишени. Чуешь, что ветер не силен, уменьшаешь поправку. Все это несложно. Когда знаешь, что надо так, просто делаешь, и оно получается. Может, не сразу отлично, но кое-как практически сразу. Эх, вот из «стечкина» стрелять на двести и более – это уже цирк. Там ветер далеко уже тащит, деривация уже есть, а на движение поправки больно здоровы. Но очередью накрыть можно, если навык есть. Да, вернемся к пуле. Самая главная твоя с ней связь, что ты ее видишь. Как она летит, куда шлепает, что с мишенью происходит. Это все на подкорку записывается, а потом работает как программа…

Меня трогают за плечо. Пора ехать. Или плыть? Или идти? Черт его поймет эту островную специфику…

– Так что придется думать: дальше как быть? – закончила Мелания.

– А я уже говорила, надо составить план… – завела свою шарманку Вера.

– Сначала надо накормить этих… служащих корпорации. Для них кто готовил?

– Повариху ты видела, она внизу полы моет. Только готовит она… Как в столовке…

Ирка поняла по выражению лица Мелании, что это самая худшая оценка поварского умения.

– А что у нас получается с едой? Плохо? – осведомилась Вера.

– С едой получается хорошо. Без еды – плохо, – в тон ответила Ирка.

– Что может с едой получаться, когда два десятка нахлебников, – мрачно пробурчала Мелания.

– Не два десятка, двадцать один едок получается, – уточнила зануда Вера.

– А, да ладно, невелика разница, – поморщилась Ирка и в придачу поморщилась еще и мысленно. Два десятка голодных ртов – это много. Очень много. Фиговое наследство получается от человечества. Да еще сукин сын в лесу. И не один, кстати, та патлатая шлюха, которая разбила УАЗ, тоже где-то болтается.

– Тут все дело в том, что вы собираетесь дальше делать, – осторожно молвила Мелания и внимательно посмотрела на Ирку.

Вера тоже уставилась на напарницу.

– Это вы к чему?

– К тому, что заехали вы сюда с мужем случайно, на короткое время. То есть жить здесь не собирались. Детальки себе наточили – и все, дух простыл. А теперь что делать будете?

Ирка посмотрела на старуху. Что-то темнит бабка. И так она куда как непростая, а еще и темнит.

– Пока Витя не выздоровеет, мы тут будем жить. А понравится, останемся и дальше. Но кормить два десятка ртов у нас нечем. Придется свиней резать.

– А запасы вы разве не делали? – невинно спросила бабка.

Ирка смекнула, что вопрос с подначкой. Раз Мелании про них Арина покойная рассказывала, значит, про завоз груза в лес тоже толковала. Витька таился, как мог, но пару раз они все же засветились. И хорошо, если только пару раз.

– Делали запасы. Только тут ведь дело в том, что у нас все долгоиграющее и рассчитано на двоих. Консервы слопать вдвадцатером – штука нехитрая. Только дальше как быть? Останется друг друга жрать.

– И семян нет никаких? – все так же незаинтересованно спросила бабка.

– Как же без семян. Есть семена. Только огород вести – дело непростое, сами знаете.

– Знаю, – спокойно кивнула старуха.

– Ну вот… И корячиться для того, чтоб прокормить не пойми кого, совсем интереса мало. Сожрем совместно наши запасы, и что дальше? – Ирка говорила, подбирая слова, словно по льду шла, но твердо решила гнуть свою линию и свои интересы отстаивать без экивоков.

– А давайте в баньку, а? – не в тему возникла Вера.

– Так мы же ничего не решили?

– Сегодня уже все равно похлебку для сотрудников сварили, так? – Вера глянула на старуху.

Та кивнула.

– Значит, можем наконец помыться. А после бани и решать уже легче будет. Я считаю, – закончила речь Вера и мило улыбнулась.

Тайм-аут вполне устраивал Ирку.

Что-то сегодня нам не везет с транспортом. То ли штабные что напутали, то ли так сложилось, но, явившись на пирс, мы долго не могли узнать, что, собственно, отчалит в Стрельну. Пока Ильяс бегал уточнял (ну, бегал – сильно сказано, очень уж он себя уважает, чтоб бегать, ходит так, несколько быстрее, чем обычно), мы расселись на каких-то ящиках и садовых скамейках, поставленных тут явно совсем недавно.