— У тебя все было в полном порядке, когда мы встретились. Если теперь ты запутался, то в этом, получается, виновата я.

Он погладил меня по голове.

— Так оно и есть, наверное. Вы сводите меня с ума, Милли Камерон.

Прижавшись к нему, я отдыхала. Может, это не такая уж плохая идея — выйти за него замуж, хотя мне придется крепко подумать, прежде чем решиться завести детей. С ним так хорошо, так спокойно и легко. Но ведь трудно сыскать мужа милее Гэри, с которым я умирала от тоски, да и отец, вероятно, был нежным, как весенний дождь, когда ухаживал за мамой.

Джеймс явно обиделся, когда на следующий день я потребовала, чтобы он ушел сразу же после ленча.

— Я думал, что мы проведем воскресенье вместе, — с несчастным видом произнес он.

Но я стояла на своем.

— Я убираю квартиру своей тетушки. Я говорила тебе об этом, помнишь? Сегодня у меня единственный свободный день.

— Почему я не могу поехать с тобой? — умоляюще спросил он. — Я мог бы помочь. Я могу выносить вещи и укладывать их в машину. Кроме того, женщине небезопасно находиться одной в таком месте. Ведь площадь Уильяма находится в квартале красных фонарей, если не ошибаюсь?

— Не говори глупостей, — решительно отрезала я. Я с нетерпением ждала момента, когда я снова окажусь в квартире Фло, и мне вовсе не нужна была компания. В пятницу вечером позвонила мать и предложила приехать и помочь, когда освободится, — она работала в газетном киоске с утра и до обеда. — Я могу приехать в город на автобусе, и ты встретишь меня на остановке и дашь мне ключ, а уходя я оставлю его у той женщины сверху. Если я успею вернуться домой до прихода твоего отца, он никогда не узнает, что я была там.

— Все в порядке, мам, — уверила я ее. — Я и сама справлюсь. — У меня было такое чувство, что квартира принадлежит мне.

— Ты уверена, дорогая? В прошлое воскресенье у меня сложилось впечатление, что ты хотела, чтобы тебя оставили в покое.

— Не знаю, откуда ты это взяла, — невинно ответила я. — Я ничего не имею против.

После ухода Джеймса я надела джинсы и трикотажную рубашку и уже причесывалась, когда зазвонил телефон. Я не стала поднимать трубку, а через несколько секунд раздался щелчок — включился автоответчик. Звонила мать. Я опустилась на свой не совсем белый диван и стала слушать высокий хныкающий голос.

— Миллисент, это мама. Твоего папочки и Деклана нет дома. Ты меня слышишь, дорогая? Я звоню, чтобы сказать тебе, что вчера я получила письмо от благотворительного фонда, которому принадлежит дом Алисон. Они могут держать ее там только до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать. В следующем апреле ее переведут в приют для взрослых, в Оксфорде. Это очень далеко, дорогая. Я не осмелилась показать письмо твоему папочке, — ты знаешь, как он относится к Алисон, — и я нигде не могу найти атлас…

Мать все говорила и говорила, как будто нашла в лице автоответчика благодарного слушателя. Вслушиваясь в ее голос и слова, я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Мать до самозабвения любила свою младшую дочь. Те небольшие суммы денег, которые ей удавалось сэкономить на домашних расходах, она тратила на маленькие подарки для Алисон и не прекращала убиваться по своей потерянной дочери. Мне было страшно даже представить, каково ей будет, если Алисон переведут в такое место, куда она не сможет приезжать каждую неделю.

Ах, если бы я могла с такой же легкостью порвать со своей семьей, как я порвала с Гэри! Если бы я только могла развестись с ними и больше никогда их не видеть! Слезы ручьем лились по моим щекам, я больше не могла выносить страданий матери. Спотыкаясь, я нетвердым шагом прошла через комнату и подняла трубку:

— Мама! — Но она уже отключилась. У меня не хватило ни сил, ни мужества перезвонить ей.

Закрыв дверь квартирки Фло, я вздохнула с облегчением. Мне казалось, будто я вернулась домой. На коврике перед дверью валялись несколько писем. Зажигая огонь, я быстро пробежала их глазами, затем включила лампу и прошла в кухню, чтобы вскипятить чайник. Ничего стоящего; реклама, анкета какого-то рыночного исследования, напоминание об уплате за кабельное телевидение. Я отложила их в сторону и приготовила себе чай. Я принесла одноразовые чайные пакетики, свежее молоко и бутерброды. Положив пакетик в чашку, чтобы чай настоялся, я вернулась в гостиную и устроилась на диване.

Через несколько минут я встала и поставила пластинку Фло. Зазвучал голос Бинга Кросби, и у меня на душе стало легко и спокойно. Вырезки из газет, повествующие о погибшей субмарине, «Тетисе», все еще лежали на кофейном столике. Я намеревалась расспросить кого-нибудь о них, но единственным достаточно пожилым человеком, которого я знала, была бабушка.

Почти целый час я вдыхала умиротворяющую атмосферу комнаты, а из моего тела уходило напряжение. Я бы с радостью осталась здесь навсегда. Спустя некоторое время я нашла в себе силы встать и принялась бродить по комнате, заглядывая в буфеты и выдвигая ящики. Фло только на первый взгляд казалась аккуратисткой. В одном ящике серванта лежали сваленные как попало перчатки, в другом — шарфы в страшном беспорядке. Еще в одном были мотки бечевки, старые шнурки, добрая дюжина штепсельных вилок и стопка просроченных облигаций, скрепленных ржавым зажимом.