— Так не годится, обидятся.

Роман прислушался, вставил и свои пять копеек:

— Да и не определить возраст! Можно только по косвенному признаку: ведет себя прилично — взрослый, а если нет — мальчишка. Вообще мальчишек отличить довольно просто.

— Хорошо воспитанных, — возразил Тимур живо, — трудно.

— Ну, — протянул Скопа, — хорошо воспитанным путь не заказан. Мы же не будем ходить голыми и предаваться скотоложеству…

Гулько фыркнул:

— А почему нет? Отстаешь от жизни. Голыми уже начинают ходить и у нас, а скотоложество узаконено в Голландии, Франции, Швеции… скоро и до нас докатится. Мальчишки это уже знают… в отличие от тебя. И относятся довольно равнодушно к такому времяпрепровождению. К счастью, у них здоровый вкус — предпочитают трахать одноклассниц. Шеф, о чем думаешь? Что-нибудь стратегическое?

Я сказал вяло:

— Да, конечно.

— А можно полюбопытствовать?

— Ладно, любопытствуй, — разрешил я.

Он спросил сердито:

— Мелочами занимаемся мы, серая масса. А начальство изволит подумывать, как увеличить приток инвестиций? Или завлечь больше игроков?

— Верно, — ответил я безучастно и снова посмотрел в окно.

— И какие идеи, если не секрет?

Я буркнул:

— Ну, к примеру, самые большие деньги, просто агромадные, загребет та фирма, которая первой догадается привлечь в игру категорию граждан, которые просто должны играть… так как им вообще делать не хрена!

Гулько спросил с недоумением:

— О ком ты?

— Подумай, — ответил я злорадно. — Что это я всегда самый умный? Мне на Олимпе совсем одиноко…

Гулько подумал, спросил нерешительно:

— Инвалиды?

— Тепло-тепло, — сказал я поощрительно, но, так как Гулько и Тимур со Скопой ничего больше не смогли выжать, сжалился: — Эх вы… программисты! Я говорю о пенсионерах. Во всех развитых странах их четверть населения! Представляешь, каждый четвертый ни хрена не делает. Это же самое то для нас! Беда в том, что пенсионеры в молодости компов не видели, а теперь боятся непонятного инета, которого все еще называют интернетом, даже с прописной — Интернетом! Вот если пенсионеров охватить… эх! Их только в России двадцать пять миллионов. Но ни один не играет, хотя это наши потенциальные игроки…

Гулько насупился, буркнул:

— На пенсию наших пенсионеров не поиграешь.

— Но могут западные, — сказал Тимур, моментально подхватив мою идею, — у них пенсии высокие, а время девать некуда. Им нужно только всобачить как-то нашу игру, старики все недоверчивые, а потом их за уши не оттянешь.

Гулько возразил:

— Нет, для стариков нужно создать сперва условия в байме. Их вряд ли заинтересует спинномозговушка. Им что-то вроде клуба знакомств, чтобы собраться и попи… поговорить о вконец опустившейся молодежи, о бесстыднице Ане Межелайтис, что вышла на сцену без платья, к тому же забыла надеть трусы, о восьмой жене Авделая Иванова…

Внизу, с улицы, свернули и въехали во двор два черных «мерседеса» с темными стеклами. Из них быстро вышли крепкие поджарые парни и, разойдясь в стороны, встали спинами к середине. Все в добротных темных костюмах, в одинаковых солнцезащитных очках, осовремененный вариант тонтон-макутов. Третья машина подъехала к самому подъезду. Один из парней моментально очутился около правой дверцы и распахнул, прикрывая выходящего широкой спиной.

За моей спиной появились Тимур и Роман, прилипли к окну. Из машины вылез солидный мужчина лет пятидесяти, вид хозяйский, в светлой рубашке с легкомысленным рисунком, в светлых брюках и в мокасинах. Нимало не опасаясь, что подстрелят с крыши или из окон, он с интересом осмотрел двор и наше здание. Телохранители взбежали по ступенькам и распахнули дверь.

Затем он поднялся на крыльцо и пропал из виду. Тимур спросил благоговейным шепотом:

— Это кто?

— По слухам, денежный мешок, — ответил я.

Он скривился:

— Ой…

— Что случилось? — спросил я.

— Володя, — сказал он тихо, — только не продавайся.

— Дешево?

— Ну да. Мы ж не голодаем?

— Почти.

— А худеть полезно…

Дверь распахнулась, первым заглянул телохранитель, тут же исчез, в коридоре послышались ровные шаги. Через порог шагнул тот, кого Леонид называл слонярой. Мы встретились взглядами, я ощутил, как по телу пробежал озноб. На меня смотрел сильный и беспощадный человек, умеющий ломать любые преграды с силой слона и целеустремленностью ящера. Мне он показался больше похожим на капитана команды футболистов, чем на бизнесмена.

— Владимир Черновол? — спросил он. — Я — Герман Корневицкий. Герман Юрьевич. Мне о вас говорил ваш старый школьный приятель. Думаю, обо мне тоже сказал.

Я указал на дверь моего кабинета:

— Проходите, а то здесь слишком шумно.

Он кивнул, оглянулся, только сейчас я заметил, как через порог переступил и скромно остановился низенький толстенький человечек в больших очках и с толстой папкой в руках.

— Мой помощник, — сказал Корневицкий небрежно, — он в курсе всех моих дел. Его жена и дети у меня в заложниках… га-га-га!.. так что не заложит.

Я кивнул, признавая право олигарха ходить с оруженосцем или пажом, а может, и с личным виночерпием, как любил прогуливаться всемогущий Зевс.

Они молча прошли в мой кабинет, я придержал дверь и крикнул:

— Тимур, Тарас!..

Когда они вошли, немножко стесняясь, я сказал твердо:

— Мои помощники и доверенные люди. И тоже в курсе всех дел.

Корневицкий кивнул им снисходительно-дружелюбно, обошел стол и солидно опустился в мое жалобно скрипнувшее кресло. От олигарха волнами пошла мощная аура силы и власти. Я вдруг ощутил желание щелкнуть каблуками и потому, озлившись на себя, сел в кресло напротив и, тоже развалившись, посмотрел на него в упор.