Звуки хора гармонично вплетались в общий гвалт, усиливали тоску и страх.

Среди этой запуганной массы людей, может, одна тетка Химка ждала рокового момента без всякого страха, даже с нетерпеливой радостью и волнением. Она готовилась вскоре увидеть своих Яшку и Маню. Так, наверное, стоя на арене какого-нибудь римского цирка, первые христиане со сложенными для молитвы руками, со светлыми и вдохновленными от внутренней убежденности лицами с трепетом ожидали, когда же наконец вырвутся из клеток дикие звери, разорвут их грешные тела в клочья и утомленные ожиданием души их предстанут перед богом, чтобы вкусить вечное счастье и блаженство! Она была уверена, что телесные муки терпеть будет одно мгновенье и ангелы ее душу, будто паутинку бабьего лета, донесут до самого Христа. Только одно тревожило Химку: как встретят ее родные дети? Не откажутся ли, не проклянут, не плюнут в лицо за то, что она бросила их в Казани в такой голод и разруху?!

Какие они теперь? Сын когда-то так переживал, что мал ростом, — подрос ли?

Маня боялась гусей, у нее кружилась голова от езды в вагоне, но ведь оттого, что нечего было есть!..

А если они, не дай бог, и вправду мечены той страшной дьявольской печатью и пойдут в пекло?! Тогда она, какие бы препятствия ни встретила, доберется до седьмого неба, разыщет бога и бросится ему в ноги, станет молить, на коленях ползать за ним по всему небосводу, обцелует каждый ремешок на его сандалиях, чтобы и ее пустили в пекло. Она с превеликой радостью примет за них самые страшные муки ада!..

Но ведь этого не может быть! Она столько молилась, столько терпела, без ропота несла свой крест и верно служила богу, он, конечно, давно смилостивился и с детей те страшные клейма снял!..

Шептал среди богомольцев молитву и сам Альяш.

В его «послании к народу» был назван только роковой день, а теперь людям не терпелось узнать еще и минуту, и час, в которые произойдет светопреставление. Когда это случится? Утром? В полдень? Ночью?.. Конечно, все известно и Мирону, он же архангел Гавриил. Но этот телушкинец известный молчун, а сейчас голоса не подавал, — повесив свою трубу на клиросе, усердно молился. И люди крадучись пробирались к пророку, робко спрашивали: когда же все это будет? Альяш злился, нервно вскакивал и куда-то исчезал.

Пилипиха разъяснила:

— Уходят подальше от народа, чтобы с господом богом поговорить! Сама видела: стоит около ангела и что-то шепчет ему на ухо! Хотела подойти ближе и послушать, так он потряс головой — не подходи!

— Ни шиша бы ты и не поняла! Он шепчет слова, известные только небесам!

— Конечно, заботы у него сейчас как у генерала! — гордился шефом Давидюк.

— Голова закружится — такое дело!..

— Деды и прадеды ждали напрасно…

— Ничего, затрубят архангелы, и они тоже воскреснут, порадуются вместе с нами!..

— Уж скоро воскре-сснут, ско-оро!..

А дядьке Климовичу и правду было сейчас не до людей. Он уже не мог не видеть, что переборщил. Практичного мужика, который в нем сейчас проснулся, тревожила мысль: как теперь быть?..

Нечто подобное, хотя в меньшем масштабе, произошло с Иваном Мурашко.

Когда «сионисты» принимали в Муховце крещение, Иван, не подумав хорошенько, похвалился, что может, как Христос, пройти по воде, яко посуху. Богомольцы пристали к пророку: покажи это чудо!.. Плавать Мурашко не умел. Войдя в воду по грудь, он в сумасшедшей надежде на что-то с отчаянной решимостью зашагал дальше. Богомольцы на берегу, жадно наблюдая за пророком, ждали чуда: вот-вот выберется он на поверхность и пойдет по воде, как по брестскому асфальту…

С моста за этой комедией следил деревенский парень. Он смеялся над Мурашко, обзывал его старым чудиком. Видя, как тот погружается в воду, парень предупреждающе свистнул, заложив пальцы в рот, насторожился и готов был броситься на помощь. Пророку, уже хлебнувшему воды, удалось выбраться на мель, и парень во всеуслышание обложил его матом.

— Куда тебя занесло, старый хрыч?! Потом беги за неводом в деревню, смердючий твой труп вылавливай!

Пророк повернул назад.

— Вот из-за него, из-за поганых его глаз и нечистого языка, я и не смог совершить чуда! — оправдывался Мурашко, выходя из реки. — Надо, чтобы никто не сомневался!

Богомольцы поверили ему.

Альяш же спасения пока что не видел. Его, как камень с горы, стремительно несло в бездонную пропасть.

В это время Грибовщина уже спала. Только на камнях у забора сошлась группа молодежи. Парни и девушки посматривали в сторону церкви, слушали колокола, с молодой беспечностью обсуждали события дня.

— Было чем поживиться сегодня свиньям на выгоне! Столько хлеба, сыру, яиц выбросили богомольцы на траву!

— Неделю хавроньи подбирать будут!

— А тряпья сколько валяется!

— Телушка наша чуть не подавилась! Платок сжевала! Спасибо, конец торчал, тато вытянули! Хороший еще платок!

— Это тебе в приданое! Только хорошенько выстирай, а то замуж не возьму, если запах услышу!

— Ха, обойдусь я без тебя и без этой косынки!.. Выбросила в ров — пусть лягушки в ней головастиков выводят! Каждую гадость, думаешь, брать буду?

— А наш малыш притащил шерстяных тряпок штук десять! Кринковский Пинкус денег за них дал бы!.. Тато увидели — назад отнести заставили.