Все в тине и зеленой ряске, с венками на головах, с ершами да кузнечиками в спичечных коробках вернулись с болота соскучившиеся по родителям дети. Они были голодны, но не забывали похвалиться трофеями и знаниями, приобретенными за день.

— А я умею узнавать, сколько лет божьей коровке: надо посчитать точечки на крылышках!

— А вот ребенок жабы!..

— Мам, а почему в небо не полетели? — удивлялись некоторые.

— Отстань, не лезь!..

Родителям было не до них.

С удивлением и нарастающей тревогой люди обнаружили, что ничего так и не случилось, напрасны были все ожидания. Постылый, ненавистный мир, с которым они без сожаления распрощались, не только не разваливался, но даже и не дрогнул.

Деревья, заборы, хаты стояли на месте, как стояли всегда. Вон грибовщинцы возвращаются с поля. Пастухи гонят коров — буренки важно несут переполненное вымя, пощелкивая присохшими к хвостам нашлепками помета. За стадом лениво тянется долго не оседавшее облако теплой пыли. На крайнем гумне готовится ко сну семейство аистов. Аистиха отставила длинный прутик ноги, наклонила голову и почесала клювом тоненькое коленце. Возвращаются с болота, где заготовляли торф, мужики, неся резаки на плечах. По дороге из Кринок поскрипывает немазаной осью телега. Из-под Нетупы на фоне красноватого неба выплыла большущая стая птиц и вмиг растаяла в вышине. С выгона мчался на молодом жеребце подросток. Он гнал вороного галопом, словно собирался взлететь прямо в небо. Вот уже и пыль за ним улеглась…

Ошеломленные люди постепенно приходили в себя, недоуменно озирались вокруг, будто спрашивая себя: что же с ними происходит, где они?!

Ломник объявил:

— Не-е, я сразу сказал, что конец света будет идти помаленьку! Поглядите, сколько на свете войн, несчастий! А вы так и поверили, что придет сразу: гром загремит, и земля расколется, как арбуз… В этих войнах люди друг друга измордуют и — конец!

— Дорогие братья и сестры, господь бог оказал нам великую милость! — прокричал сиплым голосом отдохнувший Давидюк. — В безмерной своей доброте счет существования земли он повел не со дня рождения Христа, а со дня его воскресения и позволил нам еще тридцать лет и три года носить по грешной земле крест голгофский, чтобы мы могли еще раз доказать нашу любовь к нему! Так возрадуемся же и возликуем! За то, что всевышний явил нам, грешным, новое знамение, встанем на колени и скажем: «Верую во единого бога-отца…»

Но главного апостола никто не слушал. Почувствовав неладное, Альяш и его апостолы выскользнули из толпы и сыпанули в поле.

Грибовщинские мужики потом видели, как разозленная Тэкля напала в кустах на своего невенчанного мужа:

— А-а, это все ты вы-ыдумал, холера! Набрехал?! Ты представляешь, старый черт, что натворил? Ты же подохнешь вскоре от них!..

И Тэкля бросилась на него с ногтями.

— Не виноват я, они все меня просили. Перестань, Тэкля! — слабо защищался старец.

— Ах, Тэклечка, золотце, не ну-ужно! Отцу Илье и без того тяжко! — разнимала их Химка. — Это же не он делал все, бог его руками творил! Спасем его, пока не поздно, потом отругаешь, сколько захочешь! А теперь уведем его отсюда, а то грех будет, если люди с ним что-нибудь сделают, великий грех!..

Пока Тэкля в кустах чинила самосуд над Альяшом, богомольцы начали роптать. Вначале реплики раздавались какие-то даже легкомысленные, кое-где слышались неуместные вопросы.

— Люди, ничего так и не будет?!

— А ты что хотела?!.

— А-а, недоволен, что с Гандей своей не встретишься?!.

— Ты еще меня поучал: «Гляди, Соня, детей, греметь станет и молния сверкать!..»

— И с этой выдрой, Полосей Концевой, ничего не случится?

— На холеру ясную тебе она сдалась, Лимтя! Ты лучше о себе подумай, что нам сейчас делать?! — слышалось тревожное возмущение в голосе мужа.

— Надо Альяша спросить, как нам сейчас быть?!.

— Пусть хоть наши деньги вернет, если уж так вышло!

— Может, Альяш их тебе сейчас вернет?

— Не имеет права не вернуть!

— Право нашел!.. Обманщик он! — вдруг поразил какой-то кобринец толпу страшным открытием. — У кого ты хочешь спрашивать право, у жулика?.. Никакой он не пророк, я ему не очень и верил!

— …Вашу мать, пророка себе нашли! Недаром Рогусь его высмеивал всегда!

Толпа, пораженная, как громом, некоторое время обалдело молчала. Говорили до сих пор только богомольцы, ничего не потерявшие. Но прорвало уже и остальных. Всех охватила паника: они остались без денег, без крыши над головой, с детьми на руках, без куска хлеба, беспомощные и в дураках.

— Бо-оже, забрали все гроши и бросили издыхать с голоду! Что теперь с нами будет, господи?! — закричали бабы. — Пропадем все!

— Я давно начал замечать за ним неладное, а тут еще какие-то молодые пройдохи стали крутиться…

— Коммунисты, холера, правду нам говорили, что Грибово один обман, но мы как оглохли…

— И афишки подбрасывали со стишками…

— Лю-уди, о чем вы говори-ите? Какие афи-ишки? Мы же свою ме-ельницу продали! — отчаянно воскликнула какая-то женщина.

— Разве только вы одни? — вторила ей другая. — Мы и дом, и хутор весь, и поросят, и даже до одной курочки спустили!