— Скажи, — начал Дубровин-старший, — у тебя не пропало желание работать с нами? У нас работать?

— Нет, отец! Это у меня никогда не пропадет.

Дубровин повернулся к сыну.

— Ты понимаешь… Тебе по плечу может быть и серьезное дело… Речь идет о…

Дубровин замолк. Отвернулся.

— Я слушаю, отец.

— Речь идет о долгой разлуке с Родиной, со мной, с матерью… Об очень долгой разлуке… На сколько лет? Я сейчас на такой вопрос не смог бы ответить.

— Выезд за границу? Я так должен понять эту задачу?

Дубровин помолчал.

— Выезд за границу? — переспросил он. — Немного легко ты истолковал мои слова… На нелегальную работу. Это будет точнее.

— Это же настоящее дело, отец! В Германию, конечно?

— Очень сложная задача, Никита, — тихо проговорил Дубровин, уловив в голосе сына ликующие нотки. — Боюсь, что у тебя не пропала еще восторженность. Это хорошо — романтика! Прекрасно даже. Но это же работа со всеми ее буднями, радостями, и горестями, и… опасностями…

— Я готов к опасностям, отец!

— Не спеши, — остановил его Дубровин. — Опасности серьезные. Но ты знаешь, разведчик привыкает к опасностям. Нельзя каждый день, каждый час и каждую минуту быть в напряжении… Я это испытал, когда был на нелегальном положении в царской России… Внимание не может быть все время сосредоточено на опасности. Это переходит в плоскость условных рефлексов. Ты идешь и ты же не думаешь, что для того, чтобы сделать шаг, тебе надо поднять и передвинуть вперед ногу. Шофер ведет машину и Не думает непрестанно о рычагах, которые переключает. Преодоление опасности у разведчика — это выработка определенных условных рефлексов: повышенное внимание к окружающему, умение наблюдать за людьми, за вещами, за каждым их передвижением… изменением, видеть вокруг себя и слышать… Точность во времени, умение ощущать время, тщательность, аккуратность и внимание. Внимание и внимание! Есть вещи более серьезные, Никита. Ты уедешь… Исчезнешь для родных и близких, для друзей, и никто не будет знать о том, где ты и что ты делаешь!

— Должен быть и предлог для исчезновения, — ответил Никита.

— В Испанию направляются добровольцы… Будет считаться, что ты уехал в Испанию… Там легко затеряются твои следы… Ты знаешь, я не имею права сказать даже матери, куда ты уедешь. Это, пожалуй, самое трудное… Тоненькая ниточка будет связывать тебя с нашим миром… Столь тонкая, что по ней ты не услышишь ни единого слова, кроме относящихся к делу. И эта ниточка в любой момент может оборваться, и неизвестно, когда ее можно будет восстановить… Надо иметь большой заряд…

Дубровин запнулся, как бы подбирая подходящее слово. За него закончил Никита:

— …ненависти? Я ненавижу фашизм.

Дубровин резко обернулся.

— А ты знаешь, что это такое? О ненависти ты мне скажешь, когда увидишь своими глазами, что такое фашизм. Я хотел тебе сказать не о ненависти. Единственной движущей силой в человеческом сознании может быть любовь. Только любовь, а не ненависть.

— У меня есть ты, мать, Родина, партия… Я люблю дневной свет, ночь. Белый свет люблю, жизнь люблю. Разве этого мало?

— Все дело в мере этой любви. Одни за эту любовь шли на костер, другие распинали ее. Еще хорошо, если ради ненависти… Просто по слабости или ради мгновенных и проходящих благ… Ты должен быть готов в случае неудачи к ужасающим испытаниям.

— Я не предам!..

Дубровин перебил:

— Ты знаешь старую поговорку: на миру и смерть красна. А ты будешь один! И никто, кроме тех, кто тобой будет руководить, не узнает о твоем подвиге.

Никита чуть слышно рассмеялся.

— Истинная доблесть, отец, в том, чтобы делать без свидетелей то, что ты делаешь для похвалы людской… Это говорил французский гуманист и просветитель Ларошфуко… Я думаю, что этот афоризм одно из достижений человеческой мысли… и этики…

— Я это выразил бы попроще. Чекист — всегда, на всю жизнь остается чекистом, при любых обстоятельствах. И будут мгновения, даже не мгновения… Будут периоды в твоей работе, когда ты сам и только на свою ответственность будешь принимать решения. Посоветоваться будет не с кем.

— Я согласен, отец. Давно согласен. Ты же знаешь… что означает в моем сознании слово «чекист»!

— Знаю… — негромко ответил Дубровин.

Поезд уходил ночью. Отправлялся не с московского вокзала, а с небольшой пригородной станции.

Падал снег, покрывая густым покровом мерзлую землю, становилась зима. Все были в штатском, молодые и здоровые ребята с военной выправкой. Не подавалось воинских команд, рассаживались по вагонам по заранее намеченному плану. Не было провожающих.