Токвиль Алексис
Шрифт:
Я держал в руках множество протоколов жеребьевки по набору ополченцев. Они были составлены в 1769 г. одновременно в значительном числе приходов. В этих протоколах перечисляются лица, получившие освобождение от воинской повинности: тот является слугой у господина, другой — сторожем в аббатстве, третий, правда, представляет собой лишь лакея у мещанина, но сам этот мещанин «живет по-дворянски». Единственным основанием для освобождения от воинской повинности служит богатство. Если фамилия земледельца ежегодно встречается в списке платящих наиболее высокие налоги, то сыновья его получают освобождение от службы в ополчении. Это называется поощрением занятий земледелием. Как ни странно, экономисты, большие любители равенства во всем остальном, не удивляются таким привилегиям. Они только требуют их распространения и на иные случаи, т. е. чтобы повинность наиболее бедных и наименее покровительствуемых крестьян стала еще более тягостной. «Учитывая скудное жалование солдата и его полную зависимость, — говорит один из таких экономистов, — а также то, как солдат питается, во что он одет и как он спит, было бы крайней жестокостью набирать в солдаты кого-либо, кроме простонародья».
Вплоть до конца царствования Людовика XIV большие дороги либо вовсе не ремонтировались, либо содержались за счет тех, кто ими пользовался, т. е. за счет государства и владельцев имений вблизи от дорог. Но уже и в это время их начинают ремонтировать единственно при помощи барщины, т. е. за счет одних только крестьян. Такая уловка, позволяющая иметь хорошие дороги без особых затрат, показалась правительству настолько удачной, что в 1737 г. циркуляром генерального контролера Орри этот обычай был распространен на всю Францию. Интенданты получили право при желании сажать непокорных в тюрьму, либо посылать к ним на постой солдат.
С этого времени по мере развития торговли, а вместе с нею и потребности в хороших путях сообщения барщина распространяется все на новые дороги, и тяжесть ее возрастает 50 . В докладе, представленном в 1779 г. собранию провинции Барри, сообщается, что в этой бедной провинции путем барщины были отремонтированы дороги на сумму 700 тыс. ливров. Приблизительно на ту же сумму были проведены работы в Нижней Нормандии. Эти цифры яснее всего демонстрируют печальную судьбу сельского люда: прогресс в развитии общества, обогащающий все прочие классы, крестьян повергает в отчаяние, цивилизация обращается только против них 51 .
О том, как привилегированные лица вначале понимали прогресс цивилизации, связывая его с улучшением дорог
В своем письме интенданту некий граф де Х жалуется на то, что дороги по соседству с его имением прокладываются крайне медленно. Он усматривает в этом ошибку субделегата, прилагающего, по мнению графа, слишком мало рвения к выполнению своих обязанностей и не принуждающего крестьян к отправлению барщинных работ.
Случаи произвола при тюремном заключении из-за барщины
Пример: в письме главного прево, написанном в 1768 г., мы читаем: «Вчера по жалобе г-на С, помощника инженера, я приказал заключить в тюрьму трех человек за неудовлетворительное выполнение ими барщинных работ. Вследствие этого среди деревенских женщин возникло волнение. Они кричали: «Вот видите! О бедняках вспоминают только тогда, когда речь идет о барщине, и вовсе не интересуются тем, есть ли им на что жить».
В относящейся к тому же периоду переписке интендантов я читаю, что следует отказывать крестьянам в исполнении барщины на мелких дорогах, пролегающих через их деревни, чтобы отрабатывать ее только на крупных или, как говорили тогда, «королевских дорогах» 52 . Несмотря на свою новизну, странная идея о том, что содержание дороги должно оплачиваться бедняками, наименее склонными к путешествиям, столь естественным образом прижилась в умах тех, кто пользовался ее плодами, что очень скоро они и представить себе не могли, что может быть иначе. В 1776 г. барщину попытались заменить местным налогом. Неравенство тотчас же изменяет свой вид и проявляется уже в налоге.
Способы устройства дорог были двоякого рода: 1) главным способом была барщина на всех крупных дорожных работах, требовавших одного только труда; 2) менее значимым способом было общее обложение налогом, все сборы от которого поступали в управление дорог и мостов на устройство искусственных сооружений. Привилегированные лица, то есть крупнейшие собственники, более других заинтересованные в исправном состоянии дорог, никоим образом не участвовали в барщине. Более того: они не платили и налога на мосты и дороги, поскольку налог этот присоединялся к талье и взимался вместе с нею, а от тальи привилегированные лица были освобождены.
Превратившись из господской в королевскую, барщина постепенно распространяется на все виды общественных работ. И вот уже в 1719 г. барщину используют на постройке казарм 53 . «Приходы должны, выслать своих лучших мастеровых, — гласит ордонанс, — и все прочие работы должны быть оставлены ради этой 54 ». При помощи барщины каторжников доставляли в острог, а нищих в приюты; точно также при помощи барщины на подводах перевозят военные принадлежности при перемещении войск. Эта повинность была крайне обременительной, ибо в те времена каждый полк следовал с большим обозом, и чтобы его перевозить, нужно было издалека собирать повозки и быков 55 . Такой род барщины, первоначально не имевший большого значения, становится одним из наиболее тягостных по мере роста численности войск. Я нахожу упоминание о государственных подрядчиках, настойчиво требовавших предоставления им барщинных работников для перевозки строевого леса к морским арсеналам. Эти работники, как правило, получали за свой труд плату, но она устанавливалась произвольно и была крайне низкой. Бремя повинности, столь несправедливо распределяемой, становится настолько тяжелым, что начинает беспокоить сборщиков тальи. «Расходы, требуемые с крестьян на восстановление дорог, — пишет один из них в 1751 г., — скоро лишат их возможности выплачивать талью» 56 .
Пример барщины при перевозке каторжников
Из письма, адресованного в 1761 г. интенданту комиссаром каторжной полиции, следует, что крестьян принуждали перевозить каторжников в повозках и что они исполняли это крайне неохотно, вследствие чего подвергались дурному обращению со стороны конвойных команд: «ввиду того, — объясняет комиссар, — что конвойные неотесанны и грубы, а крестьяне, исполняющие обязанность против воли, часто бывают дерзки».
После прочтения соответствующих документов описания, данные Тюрго неудобствам и тяготам барщины, применяемой для перевозки военных грузов, не кажутся мне преувеличенными. Среди прочего Тюрго указывает на крайне неравномерное распределение повинности, уже самой по себе достаточно тяжелой. Эта повинность выпадает главным образом на долю небольшого числа приходов из-за их неудачного месторасположения. Часто приходится проезжать по 5–6, а иногда и по 10 или 15 лье; на поездку в оба конца уходит три дня. Вознаграждение, выплачиваемое за это собственникам, не превышает пятой части расходов по несомой ими повинности. Чаще всего исполнение повинности выпадает на лето, то есть на период сбора урожая. Волы после поездки почти всегда изматываются, а иногда и заболевают, поэтому многие предпочитают заплатить 15–20 ливров, чем отдавать повозку и четырех волов. Наконец, и в этом деле также царит неизбежный беспорядок, крестьяне постоянно подвергаются насилию со стороны военных. Офицеры почти всегда требуют большего, чем им полагается; иногда они принуждают силой запрягать в повозки верховых лошадей, рискуя их изувечить. Солдаты заставляют везти себя на и без того уже перегруженных повозках, а иной раз, приходя в нетерпение от медлительности волов, они колют их шпагами, а если крестьянин вздумает возражать, ему тоже приходится плохо.
Пример повсеместного применения барщины
Интендант флота в Рошфоре жалуется на недоброжелательность крестьян, в качестве барщины обязанных перевозить строевой лес, закупленный поставщиками флота в различных провинциях. Из переписки интенданта явствует, что действительно в то время (1775 г.) крестьяне были обязаны нести эту повинность, цену которой определял интендант. Морской министр, пересылая это письмо интенданту Тура, наказывает ему предоставить требуемые повозки. Министр отвечает интенданту угрожающим письмом, предостерегая, что тот будет нести ответственность перед королем. Интендант незамедлительно и твердо возражает, что в течение всех десяти лет, что он занимает в Type эту должность, он никогда не хотел признавать указанной повинности ввиду неизбежно сопутствующих ей злоупотреблений, кои не компенсировала плата за перевозки. «Ведь животные часто оказываются искалеченными из-за непомерного груза, который им надобно тащить по дорогам, столь же плохим и неудобным, как неудобно и время года, когда следует совершать перевозки», — говорит интендант. По-видимому, твердости интенданту придает приложенное к делу письмо г-на Тюрго, датированное 30 июня 1774 г. (время его прихода в министерство), в котором он говорит, что никогда не разрешал подобных работ в Лиможе, и поощряет Дюклюзеля следовать его примеру в Туре.
Из других моментов переписки явствует также, что поставщики леса часто требовали отправления барщины, даже не будучи уполномочены к тому договорами с государством, так как при этом они экономили по крайней мере треть транспортных расходов. Пример такого выгодного сбережения средств показывает один субделегат. «Расстояние для перевозки леса от места его вырубки до реки составляет 6 лье по почти непроезжим проселочным дорогам, — говорит он, — на поездку туда и обратно требуется два дня. Вычислим расходы на вознаграждение за отправление повинности: при стоимости перевозки кубического фута на одно лье в шесть лиаров оно составляет 13 франков 10 су за поездку. Это едва покрывает расходы мелкого собственника, его помощника, его лошадей или волов, запряженных в повозку. Он впустую тратит свое время, свой труд и труд своего скота». В подтверждение своей правоты министр передает интенданту приказ короля от 17 мая 1776 г., заставляющий народ отбывать указанную повинность. Поскольку г-н Дюклюзель уже умер, его преемник г-н Лескалопье спешит обнародовать указ, гласящий, что «субделегат должен распределить отправление повинности между приходами, вследствие чего жители названных приходов, на чью долю выпало ее исполнение, обязаны будут явиться в указанное синдиком время к местонахождению леса, чтобы перевести его за установленное субделегатом вознаграждение».
Примеры отношения к крестьянству
1768 год. Король жалует приходу Блан-Шапель, что близ Сомюра, скидку с тальи в размере 2 тыс. франков. Священник требует выделить ему часть этой суммы для постройки колокольни, дабы избавиться от колокольного звона, причиняющему ему беспокойство в его собственном доме. Прихожане сопротивляются такому решению и пишут жалобы. Субделегат встает на сторону священника и приказывает ночью арестовать и заключить в тюрьму трех главных зачинщиков из прихожан.
Другой пример. Королевский приказ присуждает к пятнадцати дням тюремного заключения женщину, оскорбившую двух конных стражников. Еще один указ также осуждает на 15 дней заключения чулочника, дурно отозвавшегося о дозорной команде. Интендант отвечает министру, что он уже распорядился заключить этого человека в тюрьму, за что получает одобрение министра. Оскорбления в адрес дозорной команды имели место и в случае насильственного задержания нищих — эта мера, по-видимому, взбудоражила население. Распорядившись задержать чулочника, субделегат, по его словам, хотел показать публике, что продолжающие наносить оскорбления дозорной команде будут строго наказаны.
Из переписки субделегатов с интендантом (1760-1770) явствует, что интендант отдавал приказания арестовывать мешающих людей не для того, чтобы привлечь их к суду, а только для того, чтобы заключить в тюрьму. Субделегат испрашивает у интенданта приказа о пожизненном заключении двух опасных нищих, которых он распорядился арестовать. Один родитель настойчиво требует освобождения из-под ареста своего сына, задержанного за бродяжничество, ибо он путешествовал без документов. Некий землевладелец требует ареста своего соседа, ибо, как он утверждает, этот человек поселился в их приходе, получил от прихожан помощь, но дурно ведет себя по отношению к ним, создавая разного рода неудобства. Интендант Парижа просит г-на Руэна не отказать в помощи означенному землевладельцу, его другу.
Некоему человеку, желающему освободить нищих, интендант отвечает, что «дом призрения нельзя рассматривать как тюрьму для нищих, он есть лишь учреждение, предназначенное для административного исправления нищенствующих и бродяг». Соответствующие традиции Старого порядка настолько хорошо сохранились, что эта идея проникла даже в современный уголовный кодекс.
Могли ли упрочиться все эти притеснения, если бы рядом с крестьянами были богатые и просвещенные люди, имевшие намерение и власть если не защитить, то по крайней мере ходатайствовать за крестьян перед общим властителем, в чьих руках уже была судьба как бедняка, так и богача?
Я прочел письмо крупного собственника, датированное 1774 г. и адресованное интенданту провинции, с просьбой проложить новую дорогу. По его словам, эта дорога должна была обеспечить процветание деревни, в пользу чего приводились определенные доводы. Затем автор письма переходит к открытию ярмарки, которая, по его утверждению, должна была удвоить цену на продовольствие. Сей добропорядочный гражданин прибавлял, что с помощью небольшой поддержки можно было бы открыть школу, способную готовить для короля предприимчивых подданных. До сих пор он не задумывался об улучшениях, которые, следовало произвести; соответствующие идеи пришли ему в голову лишь в последние два года, которые он провел в своем замке, получив королевский указ о заточении без суда и следствия. «Двухлетнее заточение в моих владениях, — говорит он со всем простодушием, — убедило меня в исключительной полезности всех этих вещей».
Но особенно в голодные годы было отчетливо заметно, что узы покровительства и зависимости, связывавшие некогда крупного земельного собственника и крестьянина, ослабели или порвались. В кризисные моменты центральная власть крайне опасалась собственной изолированности и слабости и посему хотела бы возродить разрушенные личностные влияния и политические объединения. Она взывает о помощи, но никто не отзывается. И она удивляется, обнаружив мертвыми тех, кого сама же и лишила жизни.
В таком отчаянном положении некоторые интенданты из беднейших провинций, как, например, Тюрго, издают незаконные распоряжения, обязывающие богатых землевладельцев кормить своих арендаторов вплоть до следующего урожая. Я обнаружил датированные 1770 г. письма сельских священников, предлагавших интенданту обложить налогом крупных землевладельцев их приходов как светских, так и из числа духовных лиц, по их словам, «обладающих обширными владениями, в которых они не проживают и огромные доходы от которых они проедают в иных местах».
Даже в обычное время села исполнены нищими. Как утверждает Летрон, городские бедняки еще получают помощь, тогда как в деревне зимой нищенство являет собой для иных безусловную необходимость.
Время от времени с этими несчастными обходятся крайне жестоко. В 1767 г. герцог де Шуазель вознамерился вдруг разом покончить с нищенством во Франции. Из переписки интендантов мы узнаем, с какой суровостью он принялся за дело. Дозорная команда получила приказ немедленно задержать всех нищих, что имелись в королевстве. Как утверждают, что схвачено более 5 тыс. человек. Дееспособных бродяг должны были отправить на галеры; что же до остальных, то для них было открыто более сорока приютов. Но было бы лучше, если бы для них распахнулись сердца богачей.