— Симпатичная скатёрка, — сказала няня Пир-понт. — Фуксии, дельфиниум и…

— Луковицы тюльпанов, — сказала Маргаритка, быстренько пряча салфеточку. В самом деле, грабителям нельзя доверить даже иглу для вышивания! — Один кусок сахара или два?

— Один, — сказала няня, жеманно принимая хрупкую фарфоровую чашку.

— Пирожок? — спросила Маргаритка, протягивая няне Волшебные Пирожки Примулы с розовой глазурью.

— О-о, — сказала няня Пирпонт, глотая слюну. — Не откажусь. — Она взяла пирожок и стала грызть его передними зубами, как огромная костлявая белка. В мгновение ока пирожок исчез у неё во рту.

— Ещё один? — предложила Маргаритка.

— О-о, вообще-то мне вредно, — с жуткой ухмылкой сказала няня Пирпонт и взяла два.

— Нам, — захныкал мальчик, дергаясь на привязи.

— Детям нельзя, — рявкнула няня Пирпонт.

Маргаритка затаила дыхание. Примула сказала ясно: один пирожок — дремота, два — крепкий сон. Три — двухнедельные каникулы в Стране Грёз…

Глаза у няни Пирпонт закатились, и она рухнула наземь, как сгнившая ветла. Маргаритка обыскала спящую, нашла ключи и откатила её в кусты. Потом отвязала бедных детишек, закрыла жестянку с Сонными Пирожками и открыла другую, полную Архангельских Пирожков Примулы, признанных всеми, кому посчастливилось их отведать, самым вкусным яством на Земле и на Небесах.

— Ну, миленькие, — сказала Маргаритка, — я — няня Маргаритка. Угощайтесь, а потом пойдём домой.

— Ура няне Маргаритке! — завопили малыши, молотя кулачками воздух. Они смели пирожки с поразительной быстротой. — Спасибо, няня, — сказали бедняжки с сияющими после закуски глазами.

— Хорошо, пошли. Если хотите, можете посмотреть телевизор.

— Нам нельзя, — печально сказал мальчик.

— Сегодня можно, — сказала Маргаритка. Она почувствовала, что улыбается — такого не случалось с ней лет сто, и оказалось, что лицу от этого совсем не так больно, как она предполагала.

Однако её ожидало серьезное дело, поэтому она быстренько сократила улыбку до Самодовольной Няниной Гримаски. По следам на гравии она дошла до боковой стены дома и открыла дверь с надписью: «ДЕТСКАЯ». Подтолкнув детей вперед, она прошла вслед за ними в маленькую переднюю, пропахшую вареной капустой, и стала подниматься по винтовой деревянной лестнице, туда, где, по её представлениям, должны были располагаться помещения для детей. Она надеялась, что там найдётся телевизор. Люди вечно нарушали обещания, данные Крошкам, и поэтому ей очень хотелось сдержать свои.

Дверь распахнулась. В сумрачную переднюю хлынул яркий свет.

— Няня! — раздался оглушительный сочный голос. — Заходите, будьте добры, и ведите с собой детей, чёрт вас возьми!

Голос принадлежал мужчине с ослепительной белозубой улыбкой, одетому в блестящий тёмный костюм. Глаза его тепло мерцали, и Маргаритке показалось, что он обращается к ней как к старой знакомой. Потом она поняла, что видит он не Маргаритку, а няню, какую-то старую няню или же избирателя, какого-то старого избирателя.

— Дети! — пропела она — Папочка вас зовет.

Дети, угрюмо бормоча себе под нос, ступили в холл.

Они были слишком юны, чтобы голосовать, а потому не ждали пощады.

— Ну, вот и мы! — вскричал папочка. — Мои маленькие! Торкиль и Невада!

— Юта! — крикнула девочка.

— Ха-ха! — засмеялся папочка, поймав малышей за руки и поворачивая их лицом к человеку с телевизионной камерой на штативе. — Да, я страстно привязан к моим детишкам. Я думаю, это очень важно. Образование начинается дома. Поговори со мной на латыни, Торкиль!

— Нет, — сказал Торкиль, выставив нижнюю губу наподобие церковной ступеньки.

— Великолепно! — вскричал папочка.

— А где леди Офис? — спросил человек с камерой.

— Ходит по магазинам, — сказал папочка. — Пожинает плоды блестящей экономической реформы, произведенной моей партией!

Юта расплакалась.

— Я ХОЧУ К МАМЕ, — заныла она. — ОНА УЕХАЛА С ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРЫЙ УЧИТ ЕЁ ЕЗДИТЬ НА ЛОШАДИ, И ОНА СКАЗАЛА, ЧТО БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ВЕРНЕТСЯ. Я ХОЧУ К…

— Ха-ха! — заразительно рассмеялся папочка. — Детишки, а? — Потом тихим голосом: — Уберите их.

— Где их телевизор? — свистящим шёпотом спросила Маргаритка. — И левая лапа Королевского Михаила? Они хотят с ней поиграть.

Политическая улыбка папочки сделалась несколько натянутой и мрачной.

— Займитесь своим делом, — сказал он.

— Я буду возражать.

— Вы уволены.

— Уволена я попозже. — Маргаритка набрала в грудь воздуху, повернулась к камере и открыла рот.