Шрифт:
Служба охраны изображает каменные украшения, что правильно, президент не должен отвлекаться ни на что, кроме своих мыслей государственной важности. От того, что заметит у охранника расстегнутую ширинку, может не заметить опечатку в документе, разграничивающем полномочия президента и парламента, а это, конечно же, приведет к гражданской войне.
Я кивнул Крамару, что вообще-то не Крамар, а Крамарь, еще один хохол, но зачем-то косит под иностранца, впереди по всему коридору прекращается движение, все живое исчезает, дверь апартаментов Ксении чуть приоткрыта, там стоит, придерживая за ручку, Карашахин и что-то втолковывает невидимым для меня собеседникам.
– Можно пройти? – спросил я.
Карашахин оглянулся, отпрыгнул:
– Дмитрий Дмитриевич, вы так заикой сделаете!.. разве можно так… так рано являться?
– Не спалось что-то, – ответил я, – а вы чего?
– Да так, – ответил Карашахин.
В большом кабинете сидели Громов, Сигуранцев, Босенко, все трое невыспавшиеся, с темными кругами под глазами, только Сигуранцев, хоть такой же помятый, но бодрый и налитый энергией, как дюрасел.
Все трое встали, я пожал им руки, Сигуранцев объяснил:
– У нас спор на тему, насколько востребованы эти ужесточения. Ведь для политика самое главное – попасть в точку, как можно точнее выразить желания народа. Ведь хоть над этим и смеются, но мы в самом деле служим народу. В самом деле! И фашисты, и коммунисты, и демократы – все, хоть и каждый по-своему.
Громов и Сигуранцев смотрели на меня угрюмо и с некоторым раздражением, словно я своим вторжением разбил очень хрупкую конструкцию из благородных идей.
– Есть индикаторы, – сказал я. – Не опросы, не рейтинги, все это можно подтасовать, но есть и абсолютно объективные…
Сигуранцев спросил в лоб:
– Какие?
– Самый точный индикатор, – ответил я, – индикатор умонастроения, вкусов и пристрастий общества – это компьютерные игры.
Сигуранцев удивился:
– А почему не книги? Не театр, не кино? Не видеоклипы?
Я покачал головой:
– У книг и кино слишком велика инерция, что идет с прошлого, а то и позапрошлого века. А игры – сегодняшние. У них нет корней, от которых бы плясали. Но массовость их настолько велика, что бюджет игропроизводящих компаний уже впятеро превысил бюджет Голливуда. Сейчас в каждой квартире есть комп, есть игры, есть играющие… Во что играют? Если не знаете, скажу, я готов поделиться этой важной информацией…
– Ну-ну.
– Они играют в убийц, киллеров, потрошителей, мафиози, а если игра предоставляет сыграть за любую из сторон, где по одну сторону люди закона: полицейские, ФБР, антитеррористические отряды, то будьте уверены, любой подросток выберет сторону террористов!
По смущенному лицу Сигуранцева, который и сам иногда поигрывает в свободное время, видно, что и он выбирает не совсем так уж сторону закона и правопорядка.
– Какие самые популярные игры? – спросил я. – Нет, дело не в жестокости, в которой упрекают игры. Хрен с нею, пусть льется кровь, пусть разлетаются ошметки человеческих тел!.. Мы не ханжи. Но почему подростки обожают расстреливать именно полицейских, а не террористов, почему гоняют на виртуальных машинах, сбивая прохожих, почему с наслаждением взрывают дома, врываются в Пентагон, убивают там всех, не исключая даже испуганных секретарш?.. Ладно, не отвечайте, дело не в точности ответов. Дело в том, что так есть, вы это знаете. Мир соскучился по насилию! Да что там соскучился – истосковался. Насилие востребовано. Мир созрел для насилия, для жестокости, для навязывания своей воли силой кулаков, ударами приклада, поясами шахидов, бомбежками, заказными убийствами, угрозой применения ядерного оружия… а то и его применением.
Карашахин положил на стол папку, я покачал головой и указал на плазменную панель:
– Там все это вживую. С места действия.
Он вытащил листок:
– Я, собственно, принес очень интересную распечатку. Не о кобызах…
– Наконец-то!
– Честно говоря, эти события очень кстати потеснил опрос населения США. Нет, не о кобызах, о сравнительной популярности кандидатов в президенты США. О стремительно растущем рейтинге кандидата от «Черного единства» Готтенс. Он почти догнал Альберта Гренделя, кандидата от республиканцев, и не так уж сильно отстает от Бушнера, демократа. Это сенсация!
В кабинете оживленно заговорили, Сигуранцев загоготал и вскинул кверху в характерном жесте кулак. Громов удивленно качал головой. Я подумал, что сенсация зрела давно, умные политики давно ее предвидели, но все равно она остается сенсацией, хоть и ожидаемой.
Я кивнул на экран:
– Взгляни, что делается после этого опроса на улицах Нью-Йорка!
В кабинет один за другим начал подтягиваться народ, я видел их только боковым зрением, все три экрана показывают ликующие толпы черных, танцующих негров, стихийно возникающие демонстрации. Фигня какая, уже сотню лет твердят о полном равенстве в США, во всех фильмах обязательно с белым полицейским идет чернокожий напарник, постоянно показывают смешанные браки, в правительстве на видных постах держат негров, дескать, мы вообще не замечаем цвет кожи, у нас все равны, но какого же хрена сегодня нарастающая волна ликования захлестнула Америку?
– А что, – сказал Сигуранцев, – это в самом деле событие весьма историческое. Только президент Теодор Рузвельт создавал третью силу, третью партию, чтобы попытаться с ее помощью прийти к власти снова, после двух сроков, да еще вот негры… Все-таки сумели, сумели… И не просто движение негров, это «Черное единство» очень быстро стало реальной силой…
Босенко сказал громко:
– А давайте предположим, что негр станет президентом… Нет-нет, я прекрасно понимаю, что шансов у него нет, но поголовье негров растет, через десять-двадцать лет в самом деле могут протолкнуть своего в президенты…