Лимузин остановился прямо перед кирхой, в трех шагах от ступеней. Свидетели отворили дверцу, одновременно оттесняя толпу с фото– и телекамерами, из машины поднялся сам красавец Иохим Мандель, герой кинобоевиков, где он неизменно играл супергероя, пачками побивавшего русскую мафию, русских взбесившихся генералов, русских ученых, русских агентов и вообще все русское. Вообще-то сперва их брак планировался в центральной церкви Берлина или в Кельнском соборе, но туда стянулись фашиствующие молодчики с плакатами «Долой пидораса!», «Пидорас – не человек!», и, сколько им ни доказывали, что Мюллерман и Мандель не педерасты, а геи, что значит в расшифровке «Такие же, как и вы», но из разъяренной таким гнусным оскорблением толпы полетели не только огрызки яблок, но и булыжники.

Пришлось сделать хитрый ход, к Кельнскому собору договорились направить другой белый лимузин со всеми атрибутами молодоженов, а венчание и совершение святого таинства брака провести в этой незаметной кирхе, куда прихожане заглядывают все реже и реже из-за опасного соседства с быстро растущим и бурлящим, как кипящий котел, мусульманским кварталом.

– Как дознались? – буркнул Мюллерман. – Привет, дорогой…

Мандель сладко улыбнулся:

– Дорогой, а ты не проговорился?..

– Нет…

– Точно?

Мюллерман опустил накрашенные глаза:

– Только своим близким. Да теперь уже не страшно, что дознаются! Успеем зарегистрировать наш брак, прежде чем из Кельна прибудут эти фашиствующие молодчики…

Он хотел обнять Манделя, но отец Манделя встал между ними, усы сердито топорщились.

– Нет-нет! До совершения святого таинства брака – нельзя!

Он старался говорить шутливо, на них уставились десятки телекамер, но голос срывался, а в глазах сверкала бессильная ярость. Они в свое время совершали сексуальную революцию, ломали устои морали, высмеивали старые пережитки, но чтоб докатиться дотакого?.. Да, в поисках запретного плода иной раз баловались и друг с другом, это революционно, грандиозно, круто, но нельзя же доходить до такого… до такого, чтобы мужчину с мужчиной венчать в церкви?

Оказывается, можно. Его единственный сын, на которого возлагал столько надежд, оказался этим самым, которого пользуют, как женщину, и хотя эти люди теперь со всеми правами, однако же за спиной посмеиваются, спрашивают друг друга: правда ли, что у гомосексуалистов дети какие-то говнистые, лечат ли гомеопатией от гомосексуализма, правда ли, что профессиАнальное заболевание – геЙморрой, и вот теперь апофеоз: по толпе пошла загадка: что такое «два кольца, два конца»? Ответ: свадьба гомосексуалистов…

Вряд ли удастся так же элегантно отшутиться, как сказал вице-канцлер страны на обвинения со стороны фашистов в скотоложестве и прочих извращениях: скотоложество, гомосексуализм, лесбиянство, садизм, мазохизм – не извращения, а извращений всего два – хоккей на траве и балет на льду.

Шутка так понравилась, что даже непримиримые простили ему то, что подставляет зад своему догу, а на собственной конюшне – орловским рысакам, в конце концов, это увлечение распространилось по всей Германии, и если уж бить, то самых скучных, а остроумных – в последнюю очередь.

Народ все валил и валил в церковь, наконец она заполнилась до отказа, опоздавшие стоят у дверей и, поднявшись на цыпочки, смотрят на венчание знаменитостей. Счастливые тележурналисты, что успели сюда раньше коллег, дежурящих возле Кельнского собора, ведут передачу вживую через спутники, фотокорреспонденты щелкают затворами, толкаются, занимают места повыгоднее для съемки.

Те, кто остался на улице, услышали, как чуть-чуть дрогнула земля. Затем прогремел жуткий грохот, из широко распахнутых церковных врат вырвался клуб странно сиреневого дыма. Всех, кто стоял там, смело, словно тараканов веником. Их катило вниз по ступенькам, а потом еще и по площади. Из ворот дым повалил сильнее, уже сизый, наконец превратился в удушливо черный.

На площади раздались крики ужаса. Из дыма выскочил человек, оступился на ступеньках и покатился вниз. К нему бросились на помощь, из церкви выбегали еще и еще. Минут через пять примчалась машина «Скорой помощи», тут же вызвали еще, пострадавших укладывали на носилки и увозили. Вскоре возле церкви собралось около десятка машин, санитары ныряли в дым, вытаскивали, чихая и кашляя, пострадавших. Некоторые обливались кровью.

Гасан и вожак местной дружины боевиков Абдулла наблюдали с крыш домов в бинокли. Отчетливо видно, как последними выносили людей, что не подавали признаков жизни. Абдулла проговорил с облегченным вздохом:

– Я уж побаивался, что церковь обрушится…

– Обижаешь, – ответил Гасан.

– Непросто рассчитать, – сказал Абдулла. – Этой церкви триста лет.

– Тогдашние гяуры надежно строили, – заметил Гасан. – Это сейчас возводят чуть ли не из картона.

– Ты молодец, – сказал Абдулла. – Я доложу о тебе в центр. Теперь гяуры вынуждены будут отдать ее нам под мечеть!

– Да, – согласился Гасан. – Они же трусливые, как все… неверные. Кто пойдет в церковь, где столько погибло?

– А погибло, судя по всему, немало…