– Я знаю, – заверил Гасан, – как располагать заряды! Понемногу, под крайними лавками, навстречу друг другу… Две волны сшиблись в центре, взаимно погасив друг друга. Зато перемололи все, что было в зале. Если там осталась хоть одна целая скамья, я готов поменять гордое имя «Гасан» на «Ганс» или «Фриц»!

Абдулла тепло улыбнулся:

– Тебе не придется это делать. Я вижу, там не хватило санитарных машин! Смотри, сколько на тротуаре выложили трупов! Хороший признак. Сегодня же передам требования нашей общины.

– Не рано? – поинтересовался Гасан. – Сразу поймут, что это мы.

– Доказательств нет, – отпарировал Абдулла. – А догадываться… это сколько угодно. Презумпция невиновности, слыхал? Пока не будет четких и неопровержимых улик, можем делать с ними все, что захотим. И будем делать! А догадываться – пусть догадываются. Пусть видят, что мы ничего не боимся. Единственный способ с нами ладить – давать нам то, что… нет, не просим, требуем!

А по ту сторону Ла-Манша, в далекой и туманной Британии, в тот же день в портовом городке в обширном полуподвальном помещении собрались молодые крепкие парни с решительными лицами. Темные повязки с лиц сняли, здесь все свои, сидят дисциплинированно, смотрят на крепкого, прокаленного зноем и ветром человека у единственного стола.

А Измаил оглядел исподлобья собравшихся в полуподвальном помещении парней, не двинул и мышцей лица, пусть не видят, что доволен, пусть не расслабляются в непрестанном движении на пути, указанном Аллахом. На самом же деле эти двести человек, сгрудившихся в этой тесной для них норе, не идут ни в какое сравнение с бледными и болезненными англичанами. Эти все крепкие, жилистые, каждый не только отожмется от пола полсотни раз, а рядовой англичанин не сможет и пяти раз, но каждый из боевиков способен с тяжелым мешком на плечах часами бегать по кварталу, приседать. Здесь все здоровые и крепкие, никакая хворь не берет, в то время как хилое племя, пока еще занимающее эти земли, ни дня не проживет без лекарств, добавок, витаминов, уколов.

– Аллах услышал зов братьев, – произнес Измаил торжественно, – что поселились в соседнем квартале. Нам приказано взять их под защиту.

На него смотрели молча, все дисциплинированные, только юный Камаль вскинул руку. Несмотря на юность, за ним уже семь приводов в полицию, три ареста, он точнее других забрасывал камнями полицейских, чем заслужил уважение остальных боевиков.

– Говори, Камаль, – разрешил Измаил.

– Тогда понадобятся еще люди? – спросил Камаль.

– Да, – ответил Измаил с улыбкой. – А ты сомневаешься, что у нас хватит людей?

На лицах расцвели улыбки, послышались сдержанные смешки. В мусульманском квартале каждый год достигают совершеннолетия десятки крепких парней, в то время как в этом Лондоне десяток подрастающих англичан набирается только по всему городу.

– Нет, – ответил Камаль торопливо, – но у меня подрос брат! Он тоже мог бы…

– Да, я видел твоего брата, – ответил Измаил, глаза Камаля вспыхнули счастьем. – Он прекрасно метает камни… Придет время, будет бросать гранаты.

– Я сам его учил! – вырвалось у Камаля.

Измаил благосклонно кивнул. У юного Камаля подрастают шестеро братьев, и даже самый младший из них, трехлетний Мурат, старается носить камни братьям, что упражняются на пустыре у реки. Это будет семья героев, хотя, с другой стороны, всякая семья мусульман в этой стране – это бойцы на захваченном плацдарме в стране врага. Здесь всякий должен быть героем, чтобы удерживать и расширять плацдарм до подхода основных войск.

Измаил молча посматривал на блестящие восторгом глаза молодых парней, в голове всплывали честолюбивые мысли, о которых пока никому не говорил. При этом раскладе сил, когда местное население совершенно потеряло волю к сопротивлению, почему ему дожидаться подхода сил, а не стать единовластным властелином этих земель, называемых пока что Англией?

Сейчас это звучит дико, но ведь здесь жили кельты, их завоевали переселившиеся с материка бритты, из-за чего страну до сих пор иногда зовут Британией, потом оттуда же переселились немцы: англы и саксы, перебили бриттов, страна стала немецкой, еще через пару сот лет сюда вторгся французский герцог Вильгельм, завоевал все земли, страна стала говорить на французском и так говорила еще пару сот лет. Нет, норманнов Вильгельма никто не побил, просто у них не было веры в Аллаха, позорно растворились среди завоеванных, но такого не случится при этом завоевании: он примет в лагерь воинов Аллаха лучших, языком и письменностью Англии станет арабский, а остальное больное племя придется истребить, дабы не сеяли заразу среди здоровых сынов пророка.

На него смотрели с ожиданием, он наконец нарушил затянувшуюся паузу:

– Сколько лет твоему брату?

– Четырнадцать!

Измаил покачал головой:

– Молод. Не обижайся, я верю, что он – уже боец, я уже сказал, что он прекрасно бросает камни, а скоро будет так же далеко и точно бросать гранаты. Но если эти бледнокожие свиньи увидят в дозоре четырнадцатилетнего, могут подумать, что у нас мало сил! А они должны бояться даже нашего вида, понимаешь?

По глазам всех, кроме Камаля, видел, что его прекрасно понимают. Полиция уже не заходит в мусульманский квартал. Там просто исчезнет, свидетелей не будет, любое расследование зайдет в тупик, никто ничего не видел, англичане же не могут без точнейших и неопровержимых улик. Когда боевики обходят свой квартал, следя за порядком, полицейские поспешно переходят на другую сторону улицы. Да и мужчины либо сходят с тротуара, либо прижимаются к стенам. Только женщины чувствуют себя легко и свободно, смеются, когда их хватают за грудь или задирают юбки, нравится такое горячее внимание, которого нет со стороны слабых и больных мужей.