Шрифт:
– Для начала – выйти бы!
Одна из отмычек подошла к этому замку, и дверь бесшумно открылась. Беллу и Гришу овеяло струей прохладного воздуха.
– Слава богу, открылась! – обрадовалась Белла. – Пошли.
Они на цыпочках покинули свое укрытие и двинулись на поиски Максима. Вскоре Белла и Григорий оказались в комнате, где стояли два бильярдных стола. На одном из них и лежал Максим с раскинутыми в сторону руками. Его бледное лицо резко контрастировало с зеленым сукном стола.
– Вот он! Максим! – Кинулась к нему Белла, забыв об осторожности.
Она схватила его за плечи, затрясла:
– Максим! Максим! Ты слышишь меня?!
– Ты бы лучше поцеловала его! Спящий принц очнется! – хмыкнул Гриша.
И Мирабелла поцеловала Макса несколько раз, но чуда не произошло. Она взяла его за запястье.
– Пульс есть, но слабый… я же все же врач…
– Его накачали или наркотиками, или сильным снотворным. Очнется, – сказал Гриша.
– Мы не может ждать, когда он очнется!
Григорий легко поднял Максима на руки, и они двинулись дальше, на поиски выхода. Мирабелла прихватила с собой бильярдный кий. Григорий подошел к лестнице, но Белла остановила его:
– Подожди! Нас сразу схватят! Иди за мной.
Она свернула в сторону, открыла какую-то дверь и оказалась в подсобном помещении, где была вторая дверь, в углу. Она была заперта, и Белла опять принялась орудовать отмычкой. Засов щелкнул и выпустил пленников наружу. Они оказались на улице. Под навесом стояли три автомобиля, один – Максима.
– Сейчас бы сесть в машину и уехать с ветерком отсюда, – вымолвил Гриша.
– Хорошо бы! – сверкнула глазами Мирабелла.
– Я их без ключа не заведу, думаю, и ты тоже. Да и ворота заперты наглухо. Не выбраться нам. – Григорий осмотрелся.
– Положи Максима на землю, тяжело, наверное тебе, – сказала Мирабелла.
– Нет, я его подержу. Мне не тяжело, – честно ответил Григорий. Он стоял спокойно и дышал ровно.
– Положи меня! – вдруг глухо сказал Максим, и Григорий от неожиданности уронил его. Макс застонал, что-то пробормотал, и Белла опустилась на колени рядом с ним.
– Ушибся?
– А как… ты… думаешь? – растягивая слова, словно пребывая в полусне, ответил он.
– Максим, ты жив, и это – главное! – обрадовалась она, пытаясь поймать его взгляд. Его большие черные глаза никак не могли сфокусироваться.
– Я не очень… хорошо… себя… чувствую… Вы какие-то… мутные… – еле вымолвил он.
– Да и ты выглядишь так себе, – заявил Григорий.
– Мутит… – прошептал Максим.
– Нечего пить с незнакомыми женщинами! – фыркнула Мирабелла.
– Я так и понял… что-то подмешали… Мне надо было… создать романтическую обстановку… Я не мог… вести себя… подозрительно…
– Создал? – язвительно заметила Белла. – Как профессиональный жиголо рассуждает! Так вот: вычислили всех нас! Заподозрили – что-то не так. Тут еще и мужик какой-то лысый, Дима… Наверняка профи! Начальник ее службы безопасности. Ты ему не понравился, он решил, что ты из органов, и мы ему тоже не приглянулись! Решил, что мы подсадные. Давай, посылай сигнал!
– Какой… сигнал?.. – тихо выговорил Максим – каждое слово давалось ему с трудом.
– Своему напарнику – Гене! Кому же еще? – ответила Мирабелла. – Он же нас прикрывает? Он вытащит нас? Это же совместная операция… – убеждала она в первую очередь саму себя, заметив, как вытянулось лицо Максима.
– Он же нас страхует? – заволновался Гриша.
– Гена? Нет… он не знает… что мы здесь… – растерянно ответил Максим.
Глава 19
Следователь Геннадий Викторович Столяров считал – и небезосновательно, – что работа у него сложная и ответственная. Жил он, как одинокий волк. Женщины не выдерживали его постоянных отлучек и разговоров только о службе. Вот и обитал он в своей холостяцкой квартире в гордом одиночестве. В кухне из продуктов – в обычном понимании этого слова – практически ничего не было. Раз в месяц Гена приходил в продуктовый магазин и закупался «по-серьезному»: брал сахар, соль, макароны, крупы… Продавщицы даже посмеивались:
– Что, война началась?
– У меня каждый день война, – отшучивался он.
Геннадий мог и просто воды из-под крана попить, и картошку пожарить. Имелись в его хозяйстве яйца и картошка. Иногда он баловал себя цыпленком-табака, которого он жарил сам, купив тушку на рынке. Наливал много масла в сковороду, натирал покупку солью, перцем и чесноком и шлепал в шкворчащее масло. Сверху все это дело накрывалось плоской металлической крышкой, а роль пресса, который должен был выдавить все соки из цыпленка, выполняла кастрюля с водой. Оставалось только минут через двадцать перевернуть сплющенного цыпленка и подождать еще двадцать минут. Главное – не потерять за это время сознание от ароматов, разносившихся по всей квартире, и не открывать дверь устремившемуся в гости – на запах – соседу. Затем выложить это чудо в большую тарелку – и вприкуску с хлебом или отварным картофелем начать поглощать сей деликатес, обжигая рот, потому что дождаться, когда это все остынет, просто невозможно. И запивать еду холодненьким пивком…
«Пиво, – подумал Геннадий, – холодное пиво после вчерашней отключки сродни живой воде…» И он открыл глаза. Гена увидел люстру и понял, что он дома. Тело его почему-то ныло… Гена опустил руку и попытался нащупать бутылку коньяка, припомнив, что вчера он поставил ее возле кровати. Бутылку он не обнаружил.
На него внезапно навалилась слабость, заболела голова… Он опустил ноги на пол и подумал, что сходит с ума: он не узнал собственную квартиру. Пол был какой-то подозрительно чистый…
«Вот здесь валялись мои носки, – подумал Геннадий, – а вон там должны были лежать мои штаны… А вот здесь много чего лежало… бутылки пустые… инструменты… CD-диски, коробка с обувью… Где все это?! Черт, меня ограбили!» – пронеслось у него в голове.