Он увидел отполированную дверцу шкафа. Почему он закрыт?.. Обычно он оставлял дверцу открытой… «Шмотки утащили?..» – Гена огляделся в поисках одежды и нашел ее аккуратно сложенной на стуле. На спинке стула ничего не висело, а ведь обычно из-за горы сваленной на него одежды даже самого стула не было видно… «Хорошо, оставили хоть что-то…» – подумал Геннадий.

И вдруг он услышал тихий свист – как в рассказе Артура Конан Дойля «Пестрая лента». Только в отличие от бедной девушки-героини он даже испугаться не успел. Тихий свист перешел в приятную мелодию. И из кухни выплыла румяная пожилая женщина в домашнем халате.

– Очнулся, касатик? Очень хорошо! А то я уже переживать начала…

– Ой! – стоявший голышом Гена еле успел прикрыться.

– Да чего я там не видела, касатик! – засмеялась пожилая дама. – Давай, приходи в себя! Я завтрак приготовила, иди скорее! – И она удалилась, шаркая тапочками.

Геннадия чуть удар не хватил.

«Господи, кто это?! Неужели я с ней провел ночь?! Она же старше меня лет на… она мне в матери годится! Нет, не может быть! Может, это «белочка»?» – с робкой надеждой подумал Геннадий и ущипнул себя за бок. Но мелодичное пение и шкворчание масла в сковороде, доносившиеся из кухни, наводили на невеселые мысли: это не «белочка» и не сон, а реальность.

У Гены пересохло во рту.

«Нет, не может быть… Где я мог ее подцепить?! На встрече ветеранов?! Я что, совсем ничего не соображал?.. Ох, надо было жениться, давно, на ком угодно, но… на молодой! Что же делать? Женщина, похоже, очень довольна… В матери мне годится… как же неудобно! Просто сквозь землю готов провалиться! Радует одно – она точно не забеременеет… Что я несу?!»

Геннадий трясущимися руками натянул одежду и мелкими шагами, как нашкодивший кот, отправился в кухню.

– Тут и продуктов-то не было почти, – заметила женщина, – поэтому получилось, как в песне: «Я его слепила из того, что было, а потом – что было, то и полюбила!» Яичницу пожарила, сделала греночки, кофе сварила… Покушай, голубок!

Геннадий, побледнев, опустился на табуретку. Он не знал, как ему себя вести и что говорить. Состояние духа у него было крайне удрученное.

– Я… может… в душ сбегаю? – еле вымолвил он.

– Там Зина, сейчас она выйдет, – ответила ему женщина, раскладывая яичницу по тарелкам.

– Зина?! Кто это?! – Гена оторопел от одной только мысли, что в квартире есть еще кто-то, видевший его позор.

– Хорош! – покачала головой женщина. – Совсем ничего не помнишь! Мне одной страшно было ехать, вот соседка и согласилась мне помочь.

В подтверждение ее слов вошла совсем уж старенькая женщина с седым «одуванчиком» на голове и подслеповатыми глазами.

– А вот и Зиночка! – обрадовалась женщина.

Гену снова бросило в пот.

– Девочки… э-э… дамы… я, конечно, извиняюсь… Я не совсем понимаю, что происходит, но я ничего не помню! Надеюсь, я ничем вас не обидел? – спросил он дрожащим голосом.

– Обидел? – переспросила первая «гостья». – Конечно нет! Все отлично!

«Надеюсь, я не участвовал в групповой развлекаловке с пенсионерками», – подумал Гена и содрогнулся от ужаса.

Женщина внимательно всмотрелась в озабоченное бледное лицо Гены и сказала:

– Моя дочь, Мирабелла, сказала, что занята одним очень важным делом. Но это дело немного «скользкое», как она выразилась. И если она вдруг не приедет домой ночевать, я должна буду позвонить следователю – Геннадию Викторовичу Столярову. Она дала мне ваш номер телефона. Я успокоилась, поняв, что это дело контролирует представитель официальных органов. А приставать к Мирабелле, спрашивать, чем она занимается, бесполезно, она сказала, что это не мое дело… и ничего страшного не произойдет. Вчера она объявила, что едет на фабрику головных уборов. Я, естественно, поинтересовалась, что она там забыла. Мирабелла сказала, чтобы я не волновалась, они с Гришей едут всего лишь на разведку. Она не вернулась вечером. Что-то случилось с моей дочерью, сердце матери не обманешь, я чувствую: что-то происходит! Вот я и позвонила вам. Вы мне весело сообщили, что ждете всех девочек, вместе взятых, к себе в гости! Я и рванула сюда – с подругой. Грешным делом я думала, что застану здесь и свою дочь, но, кроме пустых бутылок и вас, Геннадий, – в невменяемом состоянии – я никого тут не увидела. Вы даже не помните, как впустили нас в дом! И теперь я хочу задать вам прямой вопрос, Геннадий Викторович…

– Да, конечно! – Гену затрясло.

– Где моя дочь? – с вызовом спросила женщина, глядя на него.

– Дочь?!

– Мирабелла! – уточнила она.

– Тьфу ты! Так вы – мама Беллы! – обрадовался Геннадий.

– Да, и зовут меня Александра Ильинична! Вы и этого, похоже, не помните!

– Ой, а я-то было подумал…

– Что подумал? – строго спросила она.

– Что у нас… что-то было! – простодушно ответил он, и матушка Беллы вздрогнула и перекрестилась.

Зина, до этого тихо-мирно поедавшая бутерброд с колбаской, подавилась и закашлялась.

– Вон что удумал! – воскликнула Александра Ильинична. – Пить тебе надо бросать, так-то! А я, как кардиолог, могу сказать, что с сердечком-то у тебя не все в порядке: вон какие отеки – и на руках, и на ногах, и очень уж бледный ты…

– Да, с сердцем у меня проблемы, – согласился Геннадий.

– Так какого же черта ты ведешь такой дикий образ жизни, если вообразил, что зажигал всю ночь с двумя старушками?! Я тебя еще раз спрашиваю: где моя дочь?! Я-то думала, что она под присмотром полиции! Теперь я вижу, что это за присмотр! И что у вас за дело такое? Ты, надеюсь, все же в курсе?