— Это из милиции, Степа, — сказала Глухова.

— Где ваш сын Виктор? — с ходу спросил Стрельников, не выпуская обоих из поля зрения.

— Случилось что? — утробным голосом выкрикнула она, оседая на стул. — Он живой?

— Ничего особенного. Просто нам с ним надо поговорить, — ответил Стрельников, озадаченный ее реакцией.

Женщина всплеснула руками и зарыдала. Мужчина, сначала было вскочивший, вяло опустился на табуретку.

— Пропал Витя, — расслышали они сказанные сквозь слезы слова Глуховой. — Третий день как исчез. Я и отец, — показала она на мужчину, — всех дружков его обошли, в милицию заявили. Нигде нет. Пропал мальчик, — она безутешно зарыдала.

Мужчина отвернулся в сторону, скрывая слезы.

От Глуховых вышли, когда смеркалось. Шли, осторожно наступая на вздыбленный весенними водами асфальт.

— Интересное совпадение, — Стрельников взял Вершинина под руку. — Неужели есть связь между исчезновением Виктора Глухова и убийством Шестакова?

— Трудно, сказать, — отозвался Вячеслав. — Мать Шестакова, на мой взгляд, не соврала — разговор с Бруткиной у нее был. Сейчас мы обязаны вплотную заняться исчезновением Глухова. Что это? Попытка скрыться от ответственности или просто ребячья шалость — обида на родителей. А может быть, его…

— Убили! — закончил Стрельников. — Надо связаться с территориальным отделом милиции, а нам включить в разработку версию Шестаков — Глухов. Друг друга они знали, и, если верить матери, отношения у них были натянутые.

— Идет, — согласился Вершинин, — но не забывай другие версии и, главным образом, работу на вокзалах.

— Ты опять за свое. Розыск мы ведем каждую минуту.

— Только до другого серьезного ЧП, а там быстро переключитесь, а я останусь у разбитого корыта. Такое дело, как убийство Шестакова, чисто следственным путем поднять трудно. Розыск нужен, серьезный розыск.

— Понятно. Давай надеяться на лучшее. Обойдемся без ЧП. Все-таки меня не покидает мысль, что убийцы могли сойти с проходящего поезда, — рассуждал Виктор, — тогда дело дрянь. Тяжело нам придется.

— Нет. Интуитивно чувствую, нет. Поезда дальнего следования почти исключены. С восьми до двенадцати ночи, я беру время с поправкой, останавливалось два таких поезда: ашхабадский и саранский. У обоих стоянка двенадцать минут. Невозможно за такое время пробежать через туннель, затем — через площадь — добежать до продовольственного магазина и вернуться назад. Учти, народу много, значит, надо расталкивать, пробиваться. В общем, я подсчитал, что при самых благоприятных обстоятельствах уходит минут восемь-девять, но тогда они опаздывают на поезд.

— Допустим, они опоздали на поезд.

— Им надо будет добираться до места назначения. Поезда этого направления идут через сутки. В кассе мне сообщили, что билеты на них в течение последующих двух суток не продавались. Состав поездных бригад обоих поездов опрошен. Никто ничего подозрительного не заметил, ни один из пассажиров не отставал от поезда.

— Тогда другой расклад. А свои электрички мы прочесали вдоль и поперек, и безрезультатно.

— Меня беспокоит, — задумчиво сказал Вершинин, — что после нашего выступления по радио прошло уже пять дней, а никто не откликнулся. Но ведь кто-то видел. Значит, не хотят ввязываться.

Вполне вероятно. Вспомни случай, который мы проверяли на другой день после убийства. Тоже была драка, зачинщикам дали по пятнадцать суток, а продавщица из палатки, наблюдавшая за потасовкой, и теперь утверждает, что не видела.

— И тем не менее я настаиваю, чтобы каждое мало-мальски интересное событие, происшедшее на вокзале в течение всего дня, когда произошло убийство, стало предметом нашего самого пристального внимания.

Стрельников в сердцах махнул рукой.

— Ты же видишь, этим мы и занимаемся, и я надеюсь, ничего такого от нашего внимания не ускользнет. Мы проверили участников драки, о которой я тебе только что рассказал, — отпало.

— А вот о тех двух пьяных ребятах на перроне пока нет никаких сведений. Что они за люди, почему один из них порвал документ — неизвестно. Кстати, какой это документ?

— Я пришлю тебе обрывки — назначь экспертизу. Правда, я приглашал кое-кого из специалистов, показывал им. Они склонны считать, что это обычное удостоверение работника завода типа шарикоподшипникового или сельхозмаша.

«И тут завод сельхозмашин», — мрачно подумал Вершинин, а вслух сказал:

— Давай я назначу экспертизу, может быть, нам скажут более определенно. Тогда пойдем на завод, узнаем, кто в этом году не сдал или утерял удостоверение, авось, найдем паренька с вокзала.

— Можно, — без энтузиазма отозвался Стрельников, — хотя скорее всего это в огороде бузина, а в Киеве дядька.

— Допускаю. Но что у тебя есть более реальное?

Виктор промолчал, хотя в душе не очень-то был согласен с приятелем.

— Мне покоя не дает выкрик, о котором рассказал нам железнодорожник, — вернулся к прежнему разговору Вячеслав.

— Опять ты за свое. Ничего странного не вижу. Зато вижу твою рассеянность. Витаешь в облаках?

— Решаю, быть или не быть.

— Как быть или не быть, — всполошился Стрельников. — Чего ты мелешь?