— Отчаянный парень, — улыбнулась Ольга.

— И сын такой же, — согласилась Миронова. — На дню пять раз умываться ходим… Так зайдем ко мне?

— Меня, Вера, дома ждут.

— Понимаю… Так ты завтра ко мне забеги под вечер, хорошо? — И перед тем, как уйти, неожиданно спросила: — А здорово я постарела? — И, не дожидаясь ответа, сама же ответила: — Значит, здорово.

Жарко топилась печь, на плите кипела в кастрюле вода, а мать, раскрасневшаяся, до локтей испачканная в муке, поправляла на столе пельмени.

— Ой, мама, как ты догадалась!

Ольга подбежала к матери, прижалась к ней, поцеловала в разгоряченные щеки. Мать, слабо отбиваясь, тихонечко просила:

— Пальтушку-то сними за-ради Христа. Испачкаешься.

Скинув пальто, Ольга вернулась к столу, попросила:

— Хочешь, я помогу?

— Подмогни, доченька. Авось еще не забыла. Помнишь, как прилаживалась ты ко мне и такие сочни выкатывала — одно загляденье.

— Помню, мама, все помню.

Взглянув на мать, которой не удалось отвернуться и смахнуть незаметно накатившуюся слезу, Ольга быстро проговорила:

— Ну что ты, мама, я же с тобой, и буду с тобой всегда, на всю жизнь.

— Прости меня, дуру, все удержаться не могу. Все кажется, во сне. Наскучалась я по тебе, доченька, кровинушка ты моя. — И быстро отошла к кровати, сняла полотенце с лакированной спинки, кинула на колени дочери. — Подмогни мне, доченька.

Сережа застал женщин в тот момент, когда Анна Сергеевна доставала из кастрюли дымящиеся, вкусно пахнущие пельмени, а Ольга подносила глубокие тарелки.

— А вот и Сережа, как раз вовремя! — радостно воскликнула Анна Сергеевна.

— А ну-ка, Сереженька, помоги, — сказала Ольга, протягивая Сереже тарелку, наполненную пельменями. — Ну что же ты? Смелее.

Она улыбнулась, и Сережа, растерявшись, так неловко перехватил тарелку, что чуть не выронил ее из рук.

— Вот и все, — сказала Анна Сергеевна, снимая кастрюлю с плиты. — Пожалуйте все к столу.

— С удовольствием! — воскликнула Ольга. Сняв полотенце с гвоздя, обратилась к Сереже: — А Сережа мне на руки польет. Не откажешь?

— Разве можно.

Сережа, сияя от радости, взял в руки ковш с водой и тихонько плеснул в сжатые ладони Ольги. Ольга засмеялась:

— Да ты воды не жалей. Еще принесу.

— Я и сам могу, — улыбнулся Сережа и тут же признался: — А я билеты купил на шесть тридцать.

— Как? Уже? — Ольга сделала вид, что удивилась страшно. — Я и не ожидала.

— Народу было мало, — понял ее по-своему Сережа.

— Что же вы застряли, пельмени стынут, — окликнула Анна Сергеевна.

— Сейчас, мама, я только Сереже на руки полью.

— Да я уж сам… — отмахнулся было Сережа, но Ольга сердито проговорила:

— Долг платежом красен. Так еще в старину говорили. — И засмеялась. — Смешной ты парень, Сережа.

— Какой уж есть, — буркнул Сережа.

— Вот и я говорю — смешной.

Когда подошли к столу, все уже было готово, осталось только распечатать бутылку вина.

— Дело это мужское, — серьезно проговорила Анна Сергеевна и подала бутылку Сереже.

Сережа откупорил, а Анна Сергеевна разлила вино по маленьким стаканам, сказала, поднявшись:

— С приездом, доченька. С помощью тебя, Сережа. А меня — с радостью великой.

Во Дворец культуры они пришли раньше времени. В еще полупустом фойе было тихо. На стенах висели цветные портреты знакомых артистов, а там, где был вход в зрительный зал, стоял большой, обитый красной материей стенд, на котором было много фотографий. Сверху над фотографиями золотыми буквами сверкала надпись: «Лучшие люди поселка». Сережа называл фамилии, пояснял, почему эти люди удостоились столь высокой чести, а Ольга рассеянно смотрела на незнакомые лица и совсем не вслушивалась в то, что говорил ей Сережа.

Ей хотелось оставить Сережу здесь одного, в этом фойе, а самой подняться на второй этаж, пройтись по длинному коридору, заглянуть в комнаты, вспомнить себя девчонкой, с увлечением занимающейся в драматическом кружке.

Она обрадовалась, когда Сережу окликнул какой-то парень, и вышла незаметно из фойе и быстро взбежала наверх.

На лестничной площадке у широкого подоконника она остановилась, потом присела на него и, помедлив немного, взглянула в окно. Так и есть: отсюда хорошо были видны и шоссе, и сад, и широкая улица. Сколько раз она сидела на этом подоконнике, особенно любила приходить сюда перед началом спектакля.

«Вот возьму и вернусь в драматический кружок. То-то Георгий Вячеславович удивится!»

Ольга спрыгнула и пошла по коридору, чувствуя, как начинают мелко и противно дрожать пальцы. Вот и знакомая дверь, и та же табличка на ней, и как будто знакомые голоса доносятся из комнаты. Стоит только сделать один шаг.

— Разрешите.

От неожиданности она вздрогнула. Рядом с ней стоял мальчишка лет десяти в больших роговых очках и под мышкой аккуратно зажимал тонкую папку.

— Скажи, мальчик, Георгий Вячеславович сегодня здесь? — волнуясь, спросила Ольга.