— Там глубокие тюрьмы, — напомнил Асмунд злорадно.

— Рана пустяковая, — отмахнулся Олег. — Царапина.

Он почти без усилий запрыгнул в седло. Гульча смотрела остановившимися глазами, ее кулачки были прижаты к груди. Рюрик усаживал на коня Умилу, Игоря взял к себе. Асмунд медленно покачал головой:

— Скажи, что делать, когда рана будет не пустяковая. А то приставим голову не тем концом, аль еще что не так...

Олег сказал с неодобрением:

— Тебе надо ехать подальше от Рудого. Этот чубатый испортит кого угодно!

Рудый победно улыбнулся. Олег тронул коня, и маленький отряд тронулся в путь. Гульча ехала рядом с Олегом, он все время чувствовал на себе ее вопрошающий взгляд, но молчал — до Новгорода рукой подать, а время истекало.

Они ехали по краю большого озера, когда Олег внезапно остановил коня. Он смотрел на волны неотрывно, лицо его было странным, таким его еще не видели. Рюрик переглянулся с воеводами:

— Святой отец, надо торопиться.

Олег, словно ведомый непонятной силой, медленно слез с коня, припал к земле, поцеловал холодный прибрежный камень. Постоял несколько мгновений, склонив голову, вздохнул и взобрался в седло с непривычной для него медлительностью.

— Что случилось? — спросил Рюрик встревоженно. — Видение?

Асмунд и Рудый подъехали поближе. Олег кивнул, сказал торжественно и печально:

— Здесь навсегда остановят сынов Рудольфа.

Рюрик непонимающе оглянулся на крутые волны по всему озеру:

— В воде?

— Я зрел битву зимой. Сеча будет лютой, лед проломится, много сынов Рудольфа погибнет среди льдин, многим уготован полон. С тех пор надолго перестанут лезть на земли русов. Русское войско поведет юный князь новгородский... твой потомок.

— Сын? — спросил Рюрик жадно. Он оглянулся на ребенка в руках Умилы. — Игорь?

— Через триста лет... Сколько раз скажешь пра?

Они отъехали от озера, Асмунд оглядывался:

— Скажи, Вещий... А земли, что миновали... Бодричей, лютичей, дупичей, гнездян...

— Станут немецкими землями, — ответил Олег невесело. — Даже огромные земли пруссов будут захвачены! Пруссия сохранит название, но славян не останется. Все земли, что мы проехали, падут, а народы — сгинут. Заслуга Рюрика и войска русичей в том, что объедините восточное славянство. Сумеете дать отпор.

— Мы?

— Ваши дети сумеют.

Рюрик все оглядывался на озеро, сказал вдруг со злостью:

— Лютичи, бодричи, костичи... Они же своими жизнями купят нам время! Триста лет будут их уничтожать? За это время можно наточить мечи и оседлать коней даже при нашей славянской лени!

А Рудый встрепенулся, сказал тревожно:

— Постой, мы же в дне пути до Новгорода? Неужто враг подойдет так близко?

— Отшвырнут, — сказал Олег странным голосом, его глаза смотрели поверх голов, поверх дороги. — Отобьют охоту на... семьсот лет!.. Сыны Рудольфа снова пойдут на эти земли через семьсот лет... а твои потомки, потомки Асмунда и Рудого... отшвырнут их еще раз. Уже навеки.

Они долго ехали молча, каждый погруженный в свои думы. Гульча держалась рядом с Олегом. Всякий раз, когда он поднимал голову, встречал ее вопрошающий взгляд. Она словно порывалась сказать что-то, но едва заглядывал ей в глаза, поспешно отворачивалась. Щеки ее побледнели, она тревожно посматривала по сторонам.

Когда подъехали к речке, встретили у моста двух оседланных коней. Копья и мечи в ножнах торчали из чехлов. Двое гридней под строгим надзором росса приколачивали перила. Один шагнул навстречу, поднял руку:

— Стой! Я не спрашиваю, кто и откуда. Новгород — вольный город, но пеню за проезд через мост уплатить надо.

Олег полез в заметно похудевший кошель, достал последнюю золотую монету, спросил:

— Как дороги? Нам нужно успеть в Новгород до вечера!

Страж сунул монету в карман на груди, махнул рукой:

— Дороги впереди ладные. Мы следим! Пеню берем не Гостомыслу, как речет дурачье, а на ремонт моста. Только в Новгороде опять буча.

— Ну, на то он и Новгород.

— На этот раз хуже, — буркнул страж. Он увидел живейшее внимание на лицах странников, оживился. — Город разваливается! Уже не два веча собираются по обе стороны Волхова, как завсегда, а пять. А у нас, ежели знаете Новгород, и с двумя кончалось кровью. Дерутся не только на мосту через Волхов, а уже по всему городу. Гостомысл доживает последние дни, за место посадника бьются насмерть Святотык и Володур, на днях прибавился еще и Гнусак... Денег сыплет без счета — откуда черпает? — народ к себе сманивает. Его уже бы выбрали, но больно открыто чужую веру выставляет напоказ. Не то у обров перенял, не то у хазар, аль еще где... Но ежели чужим богам кланяешься, то как можешь править нами? Коли его изберут, что возможно, всех приучит кланяться чужому богу.

Олег сказал значительно:

— Нам желательно бы знать, кто побеждает. Торговать лучше с сильнейшими. Правда, у слабейшего можно скупить по дешевке...

— Побеждает Гнусак, — ответил страж зло. — Денег у него куры не клюют. А Новгород — торговый град, монета в почете. Сегодня там бурлит, созвали всеобщее вече, городской сбор. К вечеру все решится.

— Спасибо, добрый человек, — поблагодарил Олег.

Они проехали через мост, дорога поднималась вверх. Впереди постепенно выступала из-за леса огромная темная гора. Рудый нетерпеливо вертелся в седле: