— Мы в тяжелом квесте, ваше княжеское величество.

— За вами погоня? — поинтересовался князь.

— Засады чуть хуже... — ответил Олег.

Теперь на них смотрели оценивающе-уважительно. Олег слышал, как у некоторых скрипит в голове от старания понять, кто же они. Не все богатыри сходятся даже к киевскому двору, а уж здесь и вовсе не каждый бывает даже проездом, но слыхали и здесь о многих знатных, сильномогучих, непобедимых, великих силой и удалью. Многие дают странные обеты, но нет странного в том, когда гость не хочет называть своего имени.

Яра постоянно ощущала на себе тяжелый жаркий взгляд мрачного гостя, что сидел на противоположном от князя краю стола. Вокруг него держались его люди, видно сразу. Человек этот явно богат и знатен, лицо человека, привыкшего повелевать, но глаза осторожные, прицельные. Такой умеет и выслушать, чтобы твои же слова обратить против тебя.

Куда бы она ни поворачивалась, Яра чувствовала, как его черные глаза следят за нею пристально и неотступно. Улучив момент, тихо спросила калику:

— Кто это?

Тот даже не переспросил, ответил так, будто уже расспросил гостей, гридней и дворовых девок.

— Шахрай. Владетельный князь рода Рюриковичей. Его земли лежат западнее. Богат и знатен хоть убей, а еще у него несметные табуны, что-то еще... запамятовал. Приглянулся?

Она зябко передернула плечами.

— Еще бы. Я просто чувствую, как его глаза ползают по всему моему телу!

— Ну, — сказал калика разочарованно. — Удивила... Кто на тебя смотрит иначе? Я знаю и такого, чьи не только глаза, но и губы поползали бы...

Она проследила за его взглядом — калика смотрел на бравого рыцаря, ощутила, как горячая кровь бросилась в лицо, а по всему телу побежали сладкие мурашки, ноги ослабели, а в низу живота стало жарко, словно на солнцепеке.

Теперь перед Томасом стоял прибор из тонкого черненого серебра, массивные серебряные ножи с богато украшенными рукоятями, а на блюде истекал соком жареный поросенок, выкормленный на молоке и орехах, на блюдах поменьше зазывно пахла севрюга, нарезанная тонкими пахучими ломтями. В маленьких чашах желтело свежее масло, высились горки земляники, клубники, морошки, черной смородины.

Томас осторожно поинтересовался:

— Ваше княжеское преосвященство, а почему у многих на лице мелкие ямочки? У вас часто бывает оспа? Я видел однажды в Сарацинии...

Князь отмахнулся.

— Лет пять тому пришла мода есть вилками. Ну, вот этими рогульками. Ну, понятно, это ж не стрелой подбить гуся в полете! Редко кому удается с первого раза попадать в рот.

Томас удивлялся странным причудам. Ложки, вилки, щипцы... Все дурь и вредное излишество, если можно брать гусиную лапу руками!

— А чего не откажутся?

— Если бы князь принуждал, уже б за мечи схватились. Головы бы положили, но вилками есть не стали. А так — мода! Это страшнее всего. Всяк подчиняется, да еще и других спешит опередить.

По другую сторону Томаса быстро захмелевший старик, расплескивая хмельное вино, рассказывал громко:

— Это была битва битв! На нее съехались сильнейшие богатыри, а князья одевали одежду простых ратников и вставали в первые ряды, дабы добыть себе славу, а дружине — честь. Кощунники сложили бессмертные кощуны, где князья напущаше... э-э-э... белых кречетов на серых утиц, кречеты — это наши, а поганые утки — не наши, где вскормленные с конца копья и вспоенные, как кони, из шолома, рубили и крушили, добываше себе честь, а князю славу... ага, это я говорил. Кровь лилась ручьями, реки от пролитой крови вышли из берегов и затопили поля, нанеся немалый ущерб сельскому хозяйству! Это был пир мечей, на котором гостей поили красным вином и поили досыта!.. От рева боевых труб падали вороны на лету, а кони глохли, от топота дрожала земля, от конского ржанья лопались уши, от их навоза... гм... Яростно и доблестно сражались обе стороны, смерть в бою была сладостна и почетна, а бегство позорно и обло...

Его никто не слушал. Похоже, он рассказывал уже не раз, да и описание битвы напомнило Томасу схватки на равнинах Британии с такой точностью, словно это рассказывал дядя.

Он с каликой и Ярой еще насыщались как опоздавшие, а за столом уже пошли беседы. Князь провозгласил негромко, но все услышали:

— Что нового слышно с границ, с дальних застав богатырских?

— Бдят, батюшка!

— Неусыпную службу правят!

Князь поморщился.

— Это слова. А что было сделано? Кому отворот дали, кому рога сбили, кто бивни сложил на границе нашей?

Переглядывались, пихали друг друга. Наконец один из старых богатырей заговорил неспешно:

— Проездом через заставу Тьмутараканскую я был свидетелем быстрого, но непростого боя... С края восточного и преподлейшего, откуда была взята наша вера христианская, — он небрежно махнул рукой вдоль груди, похоже — перекрестился, но Томас даже не понял, справа налево или слева направо, — явилось чудовище озорно, стозевно... ну, вы знаете о ком я. Взялось пожирать скот, задирать девок, что в лес за ягодами, и коров, что на опушках траву, рыбу воровало из сетей... Народ взвыл, взмолился: где же тот богатырь земли русской, что явится и спасет?