Меклен сказал обиженно:

– При чем здесь Меклен? При чем Меклен? Почему как где что, так всегда Меклен?

Аснерд отмахнулся:

– Да это я так, к примеру. Ты очень такой, примерный, понял? По тебе примерять хорошо. Я говорю о дурнях, что любят покрасоваться, все равно – тьфу!

Меклен сказал еще обиженнее:

– Почему плюешься? Скажите ему, пусть не плюется.

Вяземайт сказал строго:

– Аснерд, не плюйся. Это же и есть артанскость, насчет покрасоваться мужеством, а ты так непочтительно…

Аснерд огрызнулся:

– Для схватки отряд на отряд нужна больше куявскость. Так что, соглашаемся?

Придон оглядел всех исподлобья. Здесь сильнейшие, но кого бы он ни взял, не меньше половины погибнет. А их и так становится все меньше и меньше, верных и преданных, сильных и красивых, отважных и веселых…

– Нет, – отрезал он. Оглядел снова, прорычал: – Почему должны принимать условия куявов?

– Они предложили сто на сто, – напомнил Вяземайт. – Это уже мы прикидываем…

– А если так и задумали? – возразил Придон. – Что поторгуемся и сойдемся на десяти? Этот торговый народ заранее все просчитывает!.. Мы что, окуявливаемся? Начинаем жить по их законам? Да лучше с утеса вниз головой! Нет, мы отвергаем их хитрости!.. Если хотят поединка, то мы изволим выставить своего бойца.

Аснерд сказал мечтательно:

– Двобой… это хорошо.

– Да, – сказал Меклен торопливо, – стать на герць – это по-артански! Я надеюсь, выставите меня? Я лучший в схватке на длинных мечах, один из лучших в кулачном бою…

На него даже не посмотрели, Меклен покрылся пятнами от злости. Военачальники осторожно поглядывали друг на друга, Аснерд хитро улыбался. Он хорошо знал, кто во всем войске сильнейший.

….Всадник остановился перед воткнутым в землю копьем с красной тряпицей, он чувствовал на себе сотни, если не тысячи, пар глаз, устремленных как из воинского стана, так и со стен Куябы, неспешно поднес к губам боевой рог, Придон невольно подумал, что Аснерд прав: артанам только дай покрасоваться с оружием на лихих конях.

Чистый пронзительный звук прорезал воздух, на миг остановились облака, перестала колыхаться трава под стенами города, застыли птицы в небе.

– Артане принимают вызов! – прокричал Меклен, это он отобрал рог у глашатая и красиво гарцевал на краю смерти, бесстрашно заезжая за опасную черту. – Но бой будет по артанским правилам!.. Без пощады, насмерть и… один на один! Если у вас отыщутся герои, пусть выходят.

Он еще раз протрубил, перебросил рог за спину, конь красиво поднялся на дыбы, огромный и прекрасный зверь, помолотил копытами воздух, на задних ногах попятился, развернулся и, опустившись на все четыре, красиво понесся к артанскому стану

Ворота распахнулись, под звуки труб и грохот бубнов вышел воин огромного роста, похожий на литую статую из железа. Придону почудилось, что земля вздрагивает под его тяжелой поступью. По спине пробежал холодок страха, мышцы дрогнули, каким-то образом ощутив, что противник сильнее, крупнее.

Воин остановился, широкая ладонь слегка ударила по бедру, где висел куявский меч, послышался звон железа. Сам воин выпрямился, надменный и гордый, голос прогремел, как раскаты близкого грома:

– Я, Дунай, сын Султана Каменный Кулак, воин из рода Фаона, прибыл, чтобы защитить честь города. Я вручаю себя не в руки богов Куявии, а в руки всевидящего Рода, общего бога всех богов, людей и тварей, дабы он отдал победу тому, кто прав!.. А правда сейчас на стороне Куявии. Так кто же осмелится выступить против воли самого Рода?

Военачальники помалкивали, ибо те убийства и разорение, что они принесли в Куявию, могут рассердить Рода, если уже не рассердили. Род породил мир, дабы тот цвел, а они прошлись по нему с огнем и мечом, оставляя за собой пепелища…

Придон стиснул зубы, череп сверлила мысль, что куявы все-таки провели, добились своего, именно этого и добивались. Один на один, слишком быстро вышел этот Дунай, уже стоял, облаченный в доспехи, готовый к смертельному бою. Именно на условиях, которые предложили артане, полагая, что предложили их именно они.

Военачальники расступились, Придон пустил коня вперед, остановился за несколько шагов. Дунай, даже пеший, почти вровень с ним, конным.

– Дунай, – сказал Придон негромко, но так, чтобы Дунай услышал. – Дунай… ты будешь драться?

Из-под шлема голос прозвучал глухо, сдавленно, но звучали в нем спокойствие и сила:

– А что тебя удивляет?

– Мы слышали, как с тобой поступил Тулей. Это… просто подло! Ты даже не можешь назвать себя бером, у тебя отняли все: земли, богатства, людей, честь, имя… И после всего этого ты будешь драться?

Глаза в прорези блеснули багровыми огоньками. Голос из-под железа прогудел густой, суровый, словно Дунай всю жизнь служил на кордоне, а не протирал задницу при дворце:

– Не понимаешь, артанин… Я буду драться не за Тулея. Даже не за Куявию… она свое слово еще скажет. Я буду драться потому…

Он запнулся. Придон медленно наклонил голову.

– Я понимаю тебя, Дунай. Можешь не искать слова, я понимаю. Объяснить не могу, но понимаю. Мы приняли вызов. Сейчас наши назовут бойца, что будет сражаться с тобой за город Куябу.