Кисляков не мог удержать набежавших слез.

Вокруг стали собираться партизаны. И вот Кисляков встал. Смахнув рукой слезы со щек, он надел фуражку и заправил гимнастерку.

— Слушай мою команду! — прогремел он. — Встать! Шапки долой! Дорогие товарищи! Убит наш Женя Чуянов, наш бесстрашный воин-разведчик. Погибло немало и других наших славных ребят за дни этой, страшной блокады. Погибли также разведчик Пилюченок, врач Геня Рогенбоген, комиссар Яков Лихтер, Вася Соляник, Юлик Макаревич… Все они закончили свой жизненный путь смертью храбрых в неравных схватках с врагом — в топких болотах Белоруссии! Почтим их память скорбным молчанием!

После паузы он продолжил:

— Здесь присутствует разведчик, очевидец трагической гибели Чуянова. Расскажи, как все произошло.

— Наша разведывательная группа во главе с Чуяновым, — заговорил тот, — дважды прорывалась через цепи карателей и уходила от преследования. Прорвались мы и в третий раз, но фашисты зажали нас. Они клещами охватывали группу с фланга, стремясь отрезать от бригады и оттеснить к полю. Чуянов разгадал их намерение и решил сначала задержать немцев на насыпи, а затем, оставив небольшое прикрытие, ускользнуть от преследования. Мы притаились и полоснули по гитлеровцам. Они залегли в болоте. Долго обстреливали нас, потом вновь полезли. Мы опять ударили по ним. В воздух взвились ракеты. «Помощи уже, сволочи, просят, — сказал Чуянов. — Но пока они опомнятся, мы далеко будем. Немедленно отходите все, а я с Соней Ломако прикрою и догоню вас! Оставьте нам пару гранат». Выпустив для острастки несколько коротких очередей, мы незаметно спустились с насыпи и поползли вдоль нее. До нас долго доносилась стрельба. Четко выделялись короткие очереди двух автоматов. Только тут я понял, зачем Чуянов взял у меня гранаты. Не раздумывая, я сразу повернул обратно и изо всех сил помчался к месту боя. «Только успеть бы, только успеть бы».

Боец замолчал и виновато опустил голову. Тяжело вздохнув, он тихо продолжал:

— Когда подбежал, услышал крики карателей: «Бросай оружие!», и вслед ответ Чуянова: «Ишь чего захотели, гады! Соня, а ну подсыпь им горяченьких».

Раздались взрывы гранат и крики немцев. Снова застрочили автоматы героев.

— Женя! Подползают сзади! — крикнула Соня и дала две короткие очереди. Второй автомат молчал. Когда я добрался до насыпи, Соня уже шла по ней во весь рост и строчила из автомата направо и налево. Из кустов ей кричали: «Хенде хох!» Но она отвечала огнем. Тут и я дал несколько очередей по фашистам, подползавшим к Чуянову.

— Не отдам его вам, сволочи! — крикнула Соня и, метнув последнюю гранату, бросилась вперед. Добежав до раненого Чуянова, она опустилась на колени и, подкошенная вражеской очередью, закрыла его своим телом.

— Капут! — злорадно заорали фашисты и со всех сторон ринулись к ним. Я расстрелял по карателям все патроны, какие у меня были… Так хотелось продолжать крошить гадов, но патронов больше не было, и я скатился с насыпи вниз. Вслед градом сыпались пули. Дождавшись в болоте ночи, вернулся к месту боя. Вокруг валялись фашистские трупы. Среди них мертвыми лежали Женя и Соня. На рассвете я похоронил их [27] .

Долго длилось скорбное молчание. Затем партизаны начали вспоминать смелые подвиги разведчика Чуянова и бесстрашной комсомолки Сони Ломако. Вспоминали трудный путь из-за линии фронта, первые диверсии на вражеских коммуникациях, нашумевшую историю на хлебозаводе в Минске, операции по добыче продуктов на немецком складе в Смолевичах. Не забыли и той постоянной и сложной борьбы, которую вел Чуянов против фашистских лазутчиков, забрасываемых в нашу бригаду.

Женя и Соня в расцвете сил отдали свои жизни. Каждый партизан понимал, что они спасли от смерти многих своих боевых товарищей. В бригаде не было ни одного бойца, который бы не знал об их подвигах, и поэтому все клялись вечно помнить героев и мстить за них.

Двадцать пять лет спустя мать Жени Чуянова, Ольга Мефодьевна Чуянова, написала на портрете своего сына:

Оставив небольшую группу командиров и бойцов для сбора непрерывно выходивших из Паликовского лесного массива партизан-одиночек, мы с начальником штаба решили основные силы бригады вывести на юг — в Смолевичский район для продолжения активных боевых действий в помощь наступающим нашим войскам.

Мстители вновь встали в строй. Пересиливая голод и боль в ранах, сбитых и опухших ногах, бойцы лесной гвардии пошли вперед, навстречу врагу. Шли, падали от усталости, поднимались и снова шли.

Фронт неудержимо приближался к нам, и мы спешили помочь советским воинам добить врага, оккупировавшего Белоруссию. Некоторая задержка у нас произошла на шоссе Зембин — Плещеницы, забитом обозами бежавших гитлеровских частей и соединений. Подтянувшись к насыпи, наши подразделения залегли. После недолгого наблюдения разведка обнаружила разрыв во вражеской колонне. Я приказал, не теряя ни минуты, проскочить в него. Партизаны быстро переметнулись на другую сторону и скрылись в лесу.

Вскоре мы наткнулись на какое-то тыловое немецкое подразделение. Уничтожив с ходу охрану, мы стали пробираться через вражеское расположение. Здесь бойцы на ходу захватывали попадавшиеся под руки оружие, боеприпасы, ранцы, вещевые мешки и другое снаряжение. Многим посчастливилось найти аккуратно завернутые пакеты с продовольствием. Для сотен голодных ртов это были, конечно, крохи, но и они очень пригодились. Все, что нашли, было разделено поровну.

В небольшой деревушке у Цны мы встретились с отрядом Щемелева. Командир выделил нам значительную часть добытых боеприпасов и продовольствия. Только здесь мы узнали, что понесли еще одну тяжелую утрату: среди нас не оказалось командира бригады Тарунова. Наши попытки выяснить обстоятельства его гибели в то время ни к чему не привели.