– Ты… проклятый болван, – запинаясь, так и не отдышавшись, произнес он. – И вы… тоже сплошное дурачье. Этот ваш костер… его видно за много миль.

– Ничего подобного, – покачал головой Метелл. – Видеть-то его некому, потому как на таком расстоянии от нас никого нет. Никого, командир. Нет и в помине.

– Где ты взял мясо? – спросил Катон, глядя на легионера.

– На том хуторке, который нашел ты, командир.

– А люди?.. – Катон почувствовал тошноту. – Что с ними?

Метелл ухмыльнулся.

– Не беспокойся, командир. Они никому не нажалуются. Я об этом позаботился.

– Все?

– Так точно, командир, – ответил Метелл, наморщив лоб. – А как же иначе?

– Ага, командир, – хмыкнув, подтвердил один из солдат. – Только сначала мы позабавились с бабенкой.

Катон закусил губу и опустил голову, чтобы солдат не увидел выражение его лица.

Он сглотнул и попытался дышать ровнее, хотя сердце в груди неистово колотилось, а руки и ноги дрожали от усталости и ярости. Все это для него было уже слишком, и в какой-то момент желание отказаться от каких-либо притязаний на главенство над этими людьми было почти непреодолимым. Раз эти недоумки сами хотят навлечь на себя погибель, так и ладно, пусть притягивают к себе внимание вражеских воинов, разжигая костры, дым от которых виден за много миль. Ему-то что? Он делал все возможное, чтобы, невзирая на все препоны, продлить их жизни, и чем, спрашивается, ему за это отплатили?

Но тут запах жареного мяса растревожил его пустой желудок, громко заурчавший в предвкушении пиршества. На Катона накатила холодная волна презрения к себе и возмущения своей слабостью. Он же центурион. К тому же центурион Второго легиона. И будь он проклят, если допустит, чтобы это ничего не значило.

– Командир?

Катон поднял голову и посмотрел на Метелла. Легионер с умиротворяющей улыбкой протягивал ему кусок мяса. Ощущение, будто с ним обращаются как с капризным ребенком, подсказало Катону, что он должен делать. Усилием воли центурион заставил себя смотреть не на мясо, а на легионера, эгоистично подвергнувшего опасности их всех.

– Ты дурак! Что будет хорошего, если завтра мы умрем – в тот самый момент, как только они нас найдут?

Метелл не ответил, просто смотрел на центуриона сначала с удивлением, потом с угрюмым вызовом. Он бросил порцию мяса к остальным кускам со словами:

– Воля твоя, командир.

Катон мгновенно взмахнул копьем и ткнул Метелла тупым концом древка в грудь, так что тот полетел назад, прямо на сидевшего позади него на корточках и евшего мясо легионера. Напряжение, висевшее в воздухе, разрядилось хором негодующих возгласов.

– Молчать! – рявкнул Катон срывающимся от ярости голосом. – Заткните ваши хреновы пасти!

Он гневно воззрился на них, словно спрашивая, кто дерзнет бросить ему вызов, и снова посмотрел на Метелла.

– Ну а ты… никакой ты не солдат, одна только видимость… Ты арестован!

Брови Метелла поползли на лоб, а потом он неожиданно рассмеялся.

– Арестован? Ты помещаешь меня под арест? Да, командир?

– Заткнись! – крикнул Катон, отводя древко назад, чтобы нанести второй удар. – Заткнись! Здесь командую я!

Метелл расхохотался.

– Пустые слова, ничего больше! И какое, хотелось бы знать, ты мне назначишь наказание? Пошлешь нужники чистить? Велишь отстоять лишнюю стражу у главных ворот? – Он обвел рукой поляну. – Открой глаза, оглядись. Это никакой не лагерь. Здесь нет валов, чтобы выставлять часовых, казарм, чтобы наводить там порядок, нужников, чтобы их чистить… ничего нет. Нечем тебе тут командовать. Кроме нас. Заруби это на носу, парень.

Катон перехватил копье острием вперед, так, что наконечник оказался меньше чем в локте от горла мятежного легионера. Остальные, забыв о еде, потянулись к рукоятям мечей и кинжалов, недобро поглядывая на центуриона.

На миг все застыли: ни движения, ни звука. Сердца неистово колотились, мускулы были напряжены; тишину нарушал лишь непрекращающийся визг свиньи, доносившийся с края поляны.

И тут вперед выступил Фигул. Он мягко отвел наконечник Катонова копья в сторону и сказал:

– Командир, с этим куском дерьма я разберусь.

Катон взглянул на него, сведя брови, опустил копье, перевел взгляд на Метелла и плюнул на землю радом с легионером.

– Ладно, оптион. Он в твоем распоряжении. Займись им немедленно.

Произнеся эту фразу, Катон поспешно отвернулся, чтобы блеск слез в уголках глаз не выдал его эмоционального напряжения, и зашагал к краю поляны, к возвышавшемуся неподалеку травянистому бугру, откуда открывался вид на болото.

Позади него Фигул рывком поднял Метелла на ноги.

– Сдается мне, пришло время преподать тебе урок.

Оптион вытащил из-за пояса меч, бросил его в сторону и поднял кулаки. Метелл, смотревший на него с опаской, вдруг улыбнулся. Оптион был высок ростом и широк в плечах – сказывалась текшая в его жилах галльская кровь. Метелл был худощав, но годы суровой службы «под сенью орлов» закалили его, сделав безжалостным и опасным бойцом. В данном случае предстояло состязание между силой и опытом, и Фигул, судя по тому, как Метелл, приняв низкую стойку, поманил его рукой к себе, понял, что его противник высоко оценивает свои шансы.