4 мая 1810 года на свет появился Александр Флориан Жозеф Колонна-Валевский, плод этой любви, — сын Марии, который был только ее. Навсегда.

Марию душили слезы, когда она держала его в объятиях, когда целовала это маленькое хрупкое существо, когда укладывала его в колыбельку. Надежды на совместную жизнь с великим, не принадлежащим себе человеком растаяли очень быстро. Та цыганка сказала ей правду: Мария умрет молодой. Самый страшный удар, после которого ей расхотелось жить, нанес сам император, сообщив, что собирается развестись с Жозефиной, чтобы жениться на представительнице королевской династии. Позже последовал еще один удар: играя ее судьбой, изгнанный на Эльбу Наполеон позвал Марию к себе на остров. Она прибыла туда сразу же с маленьким сыном на руках и была вынуждена жить тайно, в едва приемлемых условиях. Но даже такая короткая идиллия вновь оказалась разрушена, так как распространилась молва, что на Эльбу приезжает сама императрица с сыном. Наполеон, чтобы избежать скандала, был вынужден отослать Марию с ребенком с острова.

Последний раз Мария виделась с Наполеоном через три дня после поражения под Ватерлоо: император держал сына Александра на руках и беззвучно плакал. На этот раз все кончилось по-настоящему и навсегда.

Мария была готова следовать за императором в ссылку, но он запретил ей. Безутешная, она покинула его, и для нее наступил конец.

С этого момента Мария начала умирать. Даже материнская любовь была бессильна, Мария таяла на глазах.

Каждый раз, когда она смотрела на сына, представляла его уже взрослым, мужественным и прекрасным. Необыкновенным, как его отец. Ее же время кончилось.

Она начала писать свое завещание, сидя рядом со спящим ребенком, и его присутствие странным образом успокаивало ее. Мария делала это для сына.

«Желаю, чтобы мое сердце осталось в Париже, и хочу, чтобы мое тело вернулось на любимую землю, в Польшу, и было похоронено там, в семейной могиле».

Она все сделала правильно, и Александр, когда вырастет, будет гордиться своей матерью.

Жером Дзубини был потомком самого великого из когда-либо существовавших клоунов — Гектора Дзубини. Семейная могила Дзубини располагалась рядом с колумбарием — погребальными нишами в несколько этажей, невыразительными и малоинформативными. Основатель династии покоился в скромной могиле под черной плитой из оникса в новой части кладбища. На камне были выгравированы золотом цирковая повозка и небольшое дерево.

Что же я делаю здесь, верно ли направление, которое я выбрала? Не знаю.

Возвращаюсь назад, разочарованная, в полном смятении. Может, нужно оставить эти безумные поиски неизвестно чего и отдаться в руки правосудия в надежде, что истина каким-то образом прояснится и я буду оправдана? Истина, которая опровергнет факты во всем их очевидном противоречии: я действительно держала в руках нож, который пронзил сердце Жерома Дзубини. Но при этом я не убивала его.

Несмотря на мое состояние, я вглядываюсь в красоту памятников. Как бы мне хотелось сейчас быть просто туристкой, путешествующей художницей, делающей зарисовки надгробных монументов, настоящих произведений искусства.

Например, ангел слева от меня — прекрасная статуя внушительных размеров, которая невольно приковывает внимание. Есть что-то таинственное, магическое в этом образе, к нему не может остаться равнодушной душа художника. Я направляюсь к могиле, но останавливаюсь, ослепленная ярким сиянием — луч солнца неожиданно вспыхивает из-под крыльев ангела. Когда зрение возвращается ко мне, вижу перед собой против света фигуру мужчины, похожего на бродягу с Вогезской площади. Не могу разглядеть его лицо, но чувствую тот же запах — сигарет, виски и цветов.

«Следуй за мной», — говорит он, прежде чем пуститься бежать.

Секунда сомнений, и вот я уже мчусь за ним, однако скоро теряю его и понимаю, что искать бесполезно. Он исчез, будто растворился в воздухе.

Останавливаюсь, оглядываюсь вокруг и проверяю по карте, где же я оказалась. Да, я совершенно заблудилась. Начинаю искать указатель в секторе и замечаю могилу, явно посещаемую больше других. Темно-серый мрамор весь исчеркан подписями, которые оставили посетители. На металлической табличке надпись на греческом:

В свое время я изучала греческий, бессонными ночами пытаясь понять использование аориста. Эпитафия гласила: «Следуй за своим духом».

Это знак, указание маршрута.

Джеймс Дуглас Моррисон.

Открываю брошюру с описанием захоронений и быстро читаю его биографию, одну из самых подробных.

Естественно, я слышала о Джиме Моррисоне, певце группы «The Doors», но не знала, что он прожил последние месяцы в Париже, что умер и похоронен здесь. Эта эпитафия, более подходящая для философа, чем для рок-звезды, кажется мне очень странной.

На могиле лежит фотография, должно быть Моррисона. Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть ее поближе. Надпись гласит: «Hello, I love you», и я, разумеется, знаю, что это название одной из его песен. Он очень красивый на этом снимке, но в лице кроется что-то грустное. Вытаскиваю из сумки блокнот и карандаш и начинаю зарисовывать этот портрет. Не хочу забыть его, как не хочу забыть и саму могилу.

На одном дыхании, уверенно делаю набросок.

Неожиданно вокруг темнеет. Меня пронзает необъяснимый страх. Оглядываюсь — но рядом никого. Поворачиваюсь к могиле и вижу ее освещенной ярким лучом солнца. Сейчас она выглядит совершенно другой, ослепительно-белой и — неожиданно — с бюстом Моррисона наверху. И самое главное, она открыта, будто бы еще пуста. Все длится долю секунды, солнце исчезает, и могила приобретает прежний вид. Галлюцинация или видение чего-то, что когда-то произошло? Я напугана. Мои руки дрожат, и дрожь лишь усиливается, когда я гляжу на свой рисунок. Я в шоке. Я была убеждена, что рисую могилу такой, какой вижу сейчас или видела до появления вспышки света, но вместо этого на бумаге — мое видение. Нарисованная могила открыта, и она с бюстом Моррисона. Но и это еще не все: вглядываюсь в рисунок и понимаю, что у бюста явно черты моего лица, а не лица рок-звезды. Что это? Видение моей собственной могилы?