— Глядя на нее, я чувствую себя на все сорок. Кажется, что занятия длятся на несколько часов дольше, чем раньше.

 — Ты же знаешь, что прекрасно справляешься. — Он обнял ее и поцеловал в макушку.

 — Я чувствую себя колобком, — с жалостью произнесла она. — Неуклюжим колобком.

 Николай улыбнулся, но сохранил сочувствие в голосе.

 — Ты потеряла пять фунтов.

 — Шесть, — поправила она его и вздохнула, снова вытирая глаза. — Но у кого вообще есть время на еду? Скорее всего, я просто продолжу таять, пока совсем не исчезну. — Она оглянулась вокруг, ее глаза расширились. — Ник, тебе же нельзя быть здесь, это женский туалет.

 — Я Давыдов, — величественно произнес он. — Я могу ходить где угодно.

 Это заставило Линдси засмеяться, потом она поцеловала его.

 — Я чувствую себя полной идиоткой. Раньше я никогда не разваливалась так во время репетиций.

 — Но это никак не связано с тем, о чем мы сейчас с тобой говорили. — Он взял ее за плечи, теперь его взгляд был очень серьезным. — Это архитектор.

 — Нет, — слишком быстро произнесла она, но Ник лишь поднял левую бровь. — Да. — Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Да.

 — Ты готова сейчас об этом говорить?

 Линдси открыла глаза и кивнула. Она устроилась на изгибе его плеча и позволила молчанию на мгновение повиснуть в воздухе.

 — Он сказал, что любит меня, — начала она. — Я думала, что именно этого хотела всю свою жизнь. Сет любит меня, и теперь жизнь станет идеальной. Но одной любви недостаточно. Раньше я этого не знала. Понимание, доверие… без них любовь обречена.

 Она замолчала, четко вспоминая каждый момент их последней встречи с Сетом. Николай ждал, когда она продолжит.

 — Он не смог справиться с моим возвращением в балет. Он не смог — или не захотел — понять, что я должна это сделать. Сет не поверил, когда я сказала, что это только на одно выступление. Он не поверил, что я не хочу возвращать прошлую жизнь, что хочу построить новую с ним. Он попросил меня не уезжать.

 — Это было эгоистично с его стороны, — заметил Николай. Он уставился в стену напротив и притянул Линдси ближе к себе. — Твой архитектор — эгоистичный человек.

 Линдси улыбнулась, думая о том, как просто было Нику потребовать ее приезда сюда. Похоже, она оказалась между двумя эгоистичными мужчинами.

 — Да. Вполне возможно, в любви должен присутствовать некий эгоизм. Я не знаю. — Теперь она была спокойна, ее дыхание выровнялось. — Если бы он поверил мне, поверил, что я не собираюсь возвращаться к той жизни, где для него не будет места, мы могли бы прийти к взаимопониманию.

 — Могли бы?

 — Есть еще Рут. — Казалось, у нее на сердце стало еще тяжелее. — Что бы я ни говорила, я не смогла уговорить Сета отправить ее сюда. Не смогла заставить его понять, что он не дает Рут стать той, кем она является, и кем еще может стать. Мы часто спорили по этому поводу. Последний спор вышел особенно жестким.

 Линдси сглотнула, чувствуя, как боль начинает возвращаться.

 — Сет очень любит ее и очень серьезно воспринимает свои обязательства. Он не хочет, чтобы она столкнулась с трудностями того образа жизни, который мы здесь ведем. Он считает ее еще слишком юной, и… — Линдси прервали русские проклятия, которые она прекрасно знала. Это немного улучшило ее настроение, и она устроилась поудобнее рядом с Ником. — Это ты так считаешь. Конечно, для человека со стороны все выглядит по-другому.

 — Есть только одно верное мнение, — начал он.

 — Мнение Давыдова, — добавила Линдси. Она обожала его за эту абсолютную уверенность.

 — Разумеется, — согласился он, но она слышала насмешку в его голосе.

 — Человек, не имеющий отношения к танцам, может с этим не согласиться, — пробормотала она. — Я понимаю, что он чувствует, и от этого становится еще тяжелее, наверно потому что я знаю — Рут суждено быть здесь, не смотря ни на что. Он чувствует… — Она прикусила губу, вспоминая слова Сета. — Он считает, что я хочу использовать ее, чтобы продолжить свою карьеру. И это самое худшее.

 Давыдов какое-то время молчал, переваривая все, что Линдси рассказала ему, затем добавил свои собственные ощущения касательно Сета Банниона.

 — Я думаю, что такое мог сказать только мужчина, которому причинили боль.

 — Я больше не видела его после этого. Мы оставили друг друга с болью.

 — Весной, когда твои танцы закончатся, ты вернешься обратно. — Он повернул ее лицо к себе. — И тогда ты снова увидишь его.

 — Я не знаю. Я не знаю, смогу ли. — Ее глаза были полны печали. — Возможно, будет лучше оставить все как есть, чтобы мы снова не причинили друг другу боль.