Мы очень любим играть в Гринвичском парке, особенно чуть в стороне от самого Гринвича — первоклассные места. Хотел бы я, чтобы парк был поближе к нашему дому, да только парк не сдвинешь с места.

Иногда нам удается сговорится с Элайзой, она складывает нам в корзинки побольше еды, и мы отправляемся в парк на весь день. Ее это устраивает, поскольку тогда ей не надо варить обед, так что в погожий денек она иной раз сама предлагает:

— Я испекла для вас пару пудингов, и вы можете отправляться в парк. Погода сегодня как раз подходящая.

Она велит, чтобы мы наливали из фонтанчика воду в медную чашку, и девочки ее слушаются, но я сую голову под краник и пью прямо оттуда, как бестрепетный охотник из горного ручья, к тому же так гораздо чище. Дикки делает тоже самое, и даже Г. О., а вот Ноэль пьет из чашки и говорит, что это золотой кубок, который сковали ему очарованные гномы.

Мы повстречали принцессу в конце октября, день был на редкость жаркий, и мы уже выбились из сил.

Обычно мы входим через маленькую калитку на вершине Крумсхилл. В хорошей книге именно у такой калитки и начинаются замечательные события. Правда, пока дойдешь, притомишься, но в самом парке было так здорово, что мы решили немного передохнуть и поваляться, глядя на верхушки деревьев и мечтая вскарабкаться на них и поиграть в мартышек. Один раз мы это проделали, но парковый сторож принялся так вопить, что нам пришлось от этой игры отказаться.

Мы отдохнули, а потом Алиса сказала:

— Путь в заколдованный лес был долог, но сам лес прекрасен. Что мы найдем здесь сегодня?

— Мы повстречаем оленя, — пообещал ей Дикки, — только для этого надо перейти на другую сторону парка: они все собираются там, потому что люди кормят их булочками.

Булочки напомнили нам про наш ленч, и мы расправились с ним, а потом выкопали ямку под деревом и закопали все обрывки бумаги, потому что если бросать повсюду эту грязную промаслившуюся бумагу от бутербродов, людям потом неприятно будет сидеть в этом месте. Так говорила мама Доре и мне, еще когда мы были совсем маленькими, и очень жаль, что не всех людей родители научили этому, а так же насчет апельсиновых корок.

Мы съели все, что у нас было, и Алиса сказала тихонько:

— Я вижу волшебного белого медведя — он крадется там, под деревом. Мы должны выследить и убить его!

— Я — медведь, — вызвался Ноэль, встал на четвереньки и пополз, а мы шли за ним. Порой волшебный медведь скрывался за деревом и внезапно выскакивал из-за него, но чаще он был на виду и мы просто шли за ним по следу.

— Мы поймаем его и будет жестокая битва, — произнес Освальд. — И я буду графом Фолько де Монфуко.

— Я буду Габриэллой, — сказала Дора. Только она одна и соглашается на девчоночьи роли.

— Я буду Синтрамом, — решила Алиса. — А Г. О. может быть Маленьким Мастером.

— А как же Дикки?

— Я буду Пилигримом со скелетом.

— Ш-ш! — прошептала Алиса. — Видите, как блестит среди зарослей его волшебная белая шкура?

Я тоже видел впереди что-то белое — это был воротник Ноэля, который сзади совсем выбился.

Так мы преследовали медведя среди деревьев, и вдруг он пропал с глаз, а мы наткнулись на какую-то стену посреди парка — голову даю на отсечение, что раньше тут не было никакой стены. Ноэля по-прежнему нигде не было видно, а в стене мы обнаружили дверь, и эта дверь была открыта — поэтому мы вошли.

— Здесь, в горной пещере укрылся медведь! — сказал Освальд. — За ним — мой добрый меч наготове!

Я схватил зонтик — Дора всегда берет зонтик с собой, на случай дождя, потому что у Ноэля от любого пустяка начинается бронхит, — и мы вошли.

По ту сторону стены был конный двор, мы никого не увидели, но слышали, как кто-то чистит в конюшне лошадь и посвистывает, так что мы прошли мимо на цыпочках и Алиса прошептала:

— Здесь прячется Чудовищный Змей — я слышу его злобное шипение. Смелее вперед!

На цыпочках мы миновали мощеный двор и дошли до другой стены, в которой тоже была дверь. Потихоньку мы миновали и эту дверь, и я подумал: «Уж это настоящее приключение!» Мы вошли в заросли, в глубине которых что-то белело. Дора сказала, что там спрятался белый медведь. Так всегда с Дорой — когда всем игра уже надоела, она вдруг вспоминает, что тоже участвует в ней. Ничего плохого я сказать не хочу, я очень люблю Дору, не говоря уж о том, как она заботилась обо мне, когда у меня был бронхит. Неблагодарность смертный грех, но ведь и правду не скроешь.

— Это не медведь, — коротко сказал ей Освальд, и мы все пошли дальше, по-прежнему ступая на цыпочках. Тропинка, изогнувшись, вывела нас на поляну, а там-то и был Ноэль. Воротничок у него, как я уже говорил, отстегнулся, а на лице по-прежнему было чернильное пятно — оно было у него на лице, еще когда мы выходили из дому, но он не позволил Доре его умыть, к тому же теперь у него еще и шнурок развязался. Он стоял и глядел на какую-то девочку — смешнее этой девчонки я в жизни никого не видел.