В отличие от проявления пленки печатать на бумагу можно при слабом красном свете, так что удается следить за появлением изображения на бумаге. Едва кажется, что уже все в порядке, поспешно вытаскиваешь из проявителя, торопливо споласкиваешь и бросаешь в фиксаж. Там могут полежать дольше, главное – не передержать в проявителе. Правда, когда «вытягиваешь» снимки с очень темных негативов, то приходится и под светом держать долго, и в проявителе оставлять до упора, но с нормальными снимками главное – не передержать.

Потом наступает завершающий этап: в тазик с водой добавляешь соды, разбалтываешь, мокрые снимки вытаскиваешь и клеишь на оконные стекла. Благодаря соде, фотографии становятся глянцевыми и, высыхая, с легким отщелкиванием отлепляются и падают на пол.

Я поднимаю их, свернувшиеся в трубочки, укладываю между страниц книг, а сверху придавливаю чем-нибудь тяжелым. Все, процесс закончен. Через некоторое время можно будет раздавать снимки восторженным друзьям.

Конечно, это все упрощенно, на самом деле весь процесс намного сложнее и тяжелее, но все-таки фотографии мы делали!

У нас уже настоящий душ: я вкопал во дворе четыре столба, соорудил сверху навес, встащил туда бочку и заполнил водой. Солнце нагревает бочку, и, открывая кран, можно наслаждаться под струей воды. Я приделал сеточку, получился настоящий дождик.

Пришли повестки из военкомата, Журавлевка забурлила, мы не могли дождаться дня, когда же наконец эта медкомиссия. Все готовились изо всех сил, кто отжимался и подтягивался, ибо в армию не берут тех, кто не сможет подтянуться на турнике десять раз или отжаться тридцать, кто-то, подобно Вовке Евлахову, учит на память таблицу окулиста.

В большой комнате нам всем велели раздеться, одежду оставили на длинном ряде стульев, пришла молодая женщина с кучей бумаг в руках и повела по кабинетам. В первом всего лишь измеряли рост, вес, кровяное давление, а дальше пошли кабинеты специалистов: терапевта, хирурга, окулиста, стоматолога…

Мое настроение упало после первого же врача. Хоть я и не надеялся попасть в армию, но все-таки надеялся хотя бы чуть продержаться в общей группе, но меня забраковали в первом же кабинете, что, однако, не освободило от необходимости пройти остальные. И в каждом отмечали на листке: «негоден». В каждом!

Нас водили, как стадо овец, скоро мы перестали стесняться, переходя голыми по коридору из кабинета в кабинет, заходя голыми даже к стоматологу или окулисту, ведь в следующем кабинете нам заглядывали в задницы, потому для врачей проще, чтобы мы и не одевались, а что чувствуем мы… но солдаты должны быть готовы ко всему.

Евлахов вышел зареванный: хоть и выучил таблицу и отвечал почти верно, но врач что-то заподозрил и, отойдя к дальней стене, показывал ему пальцы и спрашивал, сколько их. Гену Босенко забраковали из-за того, что у него нет одного из коренных зубов. Приговор: будет есть медленнее других, а такое в армии недопустимо, может ослабеть, похудеет. Такие к службе в армии непригодны. И еще из моей родни вылетел Саша Кудрявцев: у него зрение оказалось минус полтора, о чем он даже не догадывался, полагая, что с глазами все в порядке.

Это был позор, я стеснялся выходить к водозаборной колонке, чтобы не встретить знакомых парней или девчонок, которые обязательно спросят: а тебе когда в армию? А если все-таки приходилось, сперва долго высматривал через дырку в заборе, чтобы никого не было поблизости, торопливо выскакивал и спешил к колонке, жал на рычаг изо всех сил, чтобы полный напор, и так же бегом, расплескивая воду, нес ведра обратно.

Еще через месяц отобранным счастливцам повестками сообщили, чтобы прибыли на вокзал в такой-то день и в такое-то время. Отгремели веселые проводы, парней повезли на вокзал, а я прятался в комнате и следил за отъезжающими из-за занавески.

Часа через четыре ко мне вошел раздраженный Худяков, лицо злое, вытянутое.

– Что стряслось? – спросил я испуганно и в то же время с нехорошей радостью. – Не взяли?

Он со злостью стукнул кулаком по столу.

– Мы прибыли на вокзал, собрались на платформе и ждали целый час! Потом пришли офицеры, построили нас по росту, рассказали, куда нас отвезут служить. Еще через полчала подали вагоны. И тут, представляешь, какие сволочи…

– Да что случилось?

– Нет, ты даже не представляешь! Я сказал, что нас выстроили по росту?

– Сказал.

– Как думаешь, это ж правильно?

– Ну да…

– И я о чем говорю! Так вот, эта сволочь, старший из них, капитан, сволочь редкостная, начал посадку в вагоны по… фамилиям!

Он задохнулся от возмущения, руки дрожат, я дал ему воды, он залпом выпил всю кружку.

– И что?

– Понимаешь, из строя выходили и садились в вагон сперва всякие там Агарковы, Архиповы, потом Босенки, Будяковы… А когда подошла очередь до буквы «х», оказалось, что вагоны уже заполнены! Мест нет.