— Он любитель? — спросил дядя Володя.

— А он до всего любитель — Яскажук. Какой-то… — Савелий Кузьмич оглянулся на Сашку, не договорил. — Не как все люди, понятно? Вот цветочки, к примеру. Яскажук их луковки не откуда-нибудь — с фронта привез. Другие в вещмешках что с войны везли? Вот я, к примеру. Жратву — тогда худо с продуктами было, барахлишко — дома все босые и голые, так — нет? А он — цветочки! Смехотища.

— А что — даже трогательно! — воскликнула Вера. — Солдат с фронта привез цветы. Прямо в стихи просится.

— Стихи! — Савелий Кузьмич нагнулся, выдернул с грядки какую-то травку, наступил на нее ботинком. — Он продать их думал, да никто не купил. Просчет у него вышел, вот, какие стихи! А потом фотографией занялся, и тоже просчет. Оштрафовали за незаконный промысел. У нас в селе фотографа нет, вот он, и пользовался. Куда людям деться! Несли ему гроши, так — нет?

— Неправда!

Я посмотрел на Сашку. Он побледнел, стиснул кулаки.

— Неправда! Дядя денег не брал!

— Кто знает: брал — не брал? — Я видел, как Савелий Кузьмич незаметно для Сашки подмигнул дяде Володе. — Я так, к примеру, у него не снимался, с меня ничего не брал. А за других, пусть другие скажут, что мне? Вообще, человек он невезучий. За одно хватается, за другое, за третье. И все без толку, так — нет?

— Нет, с толком! — возразил Сашка непримиримо. — Вы просто не знаете!

Савелий, Кузьмич спорить не стал. Подозвал пса, увел снова в сарай, чтобы на нас не кидался. Мы зашли в дом, студенты взяли лопаты, я — сумку.

— Моя очередь, — сказал Сашка сердито; он еще не остыл после столкновения с Савелием Кузьмичом.

— Забыл, что ли? Я только сто шагов нес, сорок осталось.

Слава предложил:

— Толька, покажи Савелию Кузьмичу нашу золотую красавицу.

Я рад стараться:

— Пожалуйста! — и расстегивать сумку.

— Да я уж вроде видел, так — нет?

— То на раскопках. А теперь здесь, дома, посмотрите.

— Ну-ну…

Я открыл сумку, пошарил в ней. Потом сел прямо на пол и вытряхнул, все содержимое. Посыпались со стуком цветные карандаши, линейка…

— Что там у тебя? — встревожился дядя Володя.

Я не мог ответить. Сдавило горло.

Случилось совершенно непонятное. Золотой гривны не было в сумке.

Она исчезла.

До сих пор, несмотря на свою рассеянность, я еще ничего не терял. Или, вернее, терял, но потери находились. И не всегда к моей радости. Потому что даже такие вещи, по которым я уж наверняка не стал бы лить слезы, с каким-то непонятным упорством возвращались ко мне вновь и вновь. Пропадут, например, огромные рыжие рукавицы, присланные в подарок бабушкой. Я вздохну свободно. Но не надолго. Уже на следующий день дворничиха или еще кто-нибудь тащит их со двора прямо в нашу квартиру. Нашлись, будь они неладны!

Или вот мой пенал, который занимал полпортфеля. Я его сделал сам, когда еще ходил во второй класс, и, к несчастью, он очень понравился маме. Над ним смеялась вся школа, его называли «пенальти», а я его ненавидел, как самого лютого врага. Но после каждой попытки избавиться от него за мной прибегали из школьного уголка находок:

— Иди, забирай свой пенальти, растяпушка…

Даже тетради для контрольных работ, которые по известным каждому школьнику причинам иногда приходилось прятать и о которых я, спрятав, тут же забывал, мама, к горю моему, обнаруживала то за тяжелыми томами энциклопедии в папином книжном шкафу, то в кладовке между всякими ненужными вещами.

И теперь, когда пропала золотая гривна, я все надеялся, что кто-нибудь, ну, хоть Слава, расхохочется и скажет:

— Вот, лежит же на земле, а он не видит, растяпушка!

Или Сашка признается:

— Возьми, я тут колданул чуть-чуть, и она сама в мой карман перелетела.

Он ведь такие штуки любит!

Дядя Володя тоже не терял надежду:

— Не взял ли кто-нибудь из тех ребят, кто купаться пошел? Ну, я покажу им, где раки зимуют!

Мы пошли в лагерь, вернее, не пошли, а бегом побежали.

А оттуда нам навстречу целая процессия. В ведра бьют, в кастрюли, грохот и шум на всю деревню. Намотали на головы полотенца, в простыни закутались. Вообще смешно, если бы не золотая гривна.

— Ну, — говорит дядя Володя, — хватит шутки шутить. Выкладывайте гривну, кто взял. Считаю до трех. Раз, два, три!

А они не понимают, переглядываются недоуменно.

Ясно! Не брали!..

До самой полуночи, шарили мы с карманными фонариками по полю и по дороге, которой шли к Савелию Кузьмичу. Он тоже нам помогал, принес из дому две «летучие мыши».