Я подумал и кивнул — пока все сходилось.

— Когда парнишка просек, что его выпасли, начал действовать как учили — «быстро, смело и не задумываясь». Разведчик бы заговорил, отвлек, а этот… просто попер вперед.

— И?

— Штыковому бою почитай уже лет семьдесят-восемьдесят не учать, да и рукопашному — только чтоб от пьяных бомжов отбиться смог, ну и для поддержу уверенности в собственных силах. Тьфу! — от избытка чувств Петрович даже плюнул на пол, но быстро взял себя в руки.

— Понятно, но к чему это?

— А к тому, что от нашего часового ему карабин остался, со штыком. Вот он и решил им поработать, оно и сподручнее, да и за ножом ему лезть — сначала плащь снимать надоть. Вот тока штыковой бой — эт тоже фехтование, а оно, как любое искусство, тонкостей имеет выше крыши и дилетантов не терпит…

Петрович огляделся вокруг, но не найдя ничего подходящего, нырнул на вторую половину палатки, чтобы появиться назад со шваброй.

— Этот молокосос не знал, что когда в штыковую ходют, приклад положено к бедру прижимать, а не к бочине. Вот гляди, что будет, если по стволу в этом случае стукнуть — умные люди это рычагом называют. Собственный приклад впечатывается под ребра, а там…

— Капсула печени…

— Ишь, какие слова… Но и я тож такое знаю — «нокаут» называется. Каким бы крутым не был — сознание враз гаснет. Да и убить так можно запросто, даже просто рукой по стволу ударив — рычаг. Вот он и рухнул, девчонка-то лопаткой двинула, да со всех силенок.

— А второй?

— А вот второй был первому не чета. Матерый. Хваткий, все видящий и способный рассчитывать до миллиметров. Это его и сгубило. От ума глупостей не меньше делают, чем по дурости. Этот вот в ближний бой полез.

— А зачем? Мог ведь нож метнуть, или выстрелить, у него-то бесшумка точно быть должна.

— За бесшумкой ему лезть далеко было, он же перед тем ножом работал… А метнуть, — Петрович отошел метров на семь и, присев на корточки, вытянул руку над землей, будто пытаясь найти пульс на шее лежащего человека. — Что скажешь?

— Желудок закрыт. Но шея и сердце — нет.

— В сердце бросать и мужик не всякий решится — ну как по ребрам скользнет. А с женщиной это глухой номер изначально. Почему, понимаешь?

— С этого ракурса — не понимаю.

— Кхе, молодежь… Сбруя, которую барышни на себе красоты ради таскают, не то что нож, не всякая пуля возьмет. Эти материалы помимо лифчиков, на подкладки под прессы холодной вырубки идут. Я ж говорю — опытный был. Не чета тебе.

— А в горло что помешало?

— А ничего, он и метнул. Да тока… любой человек горло защищает инстинктивно. Девочка лезвие штыком лопаты отбила, сама того не заметив, а я подобрал. Вот.

На стол ложится пластина метательного ножа — расширяющееся и утолщающееся к острию лезвие, длинный черенок лезвия с обязательным отверстием.

— Вторым ножом он рисковать не стал — посчитал, что вблизи она ему не противник, сможет легко от лопатки уклониться. И прав был совершенно.

— В чем ошибся?

— На какую высоту бьет кровь при повреждении крупного сосуда, не вспомнишь?

Приходится морщить лоб но, казалось, давно забытое за полной ненадобностью знание выскакивает само:

— До потолка операционной. Это… метра три с половиной, четыре.

— Вот-вот.

— Хочешь сказать…

— Да, парень был хороший рукопашник. Такие очень точно рассчитывают дистанцию — это у них на чистом автоматизме выходит — и лишних движений не делают. Он четко знал, где должно было пройти лезвие лопатки, и отклонился как надо, да вот рукоятка была в крови и попросту выскользнула…

— Случайность, значит… Но мне помнится, что даже если перехватить разом обе артерии, прежде чем сознание погаснет, секунд тридцать должно пройти? Спец за это время пяток человек положит.

Петрович смотрит на меня с непонятным сожалением, но до ответа все же снисходит.

— Совсем молодежь учить перестали… В шею не только, и не столько из-за артерий бьют. Там рефлекторная зона, как и напротив сердца, к слову, обширное повреждение приводит к практически мгновенной потере сознания и смерти от шока, даже ежели крупных сосудов не тронуть. Вот так вот. — А дальше все просто было. Она снаружи и в темноте, они на свету, да и девочке только казалось, что она все медленно делает, а по звукозаписи — всю обойму она отстреляла чутка больше чем за две с половиной секунды. И вторую — за три с половиной. Всем в округе показалось, что очередь из автомата тревогу подняла, а не из пистоля стреляли.

— Так вот всех врагов и перестреляла?

— А чего такого? Стрелять умела хорошо, патрон убойный, дистанция самая что ни на есть… Вот со врагами… Там помимо врагов она еще и парочку своих положила… тех, кто не вовремя наружу сунулся. Такие дела.

«А вот этого я ей никогда не скажу…»

— По частям вроде все понятно, где везение, где ошибки, а вот в общем сказать можешь? Как такое возможно — девчонка ничего толком незнающая и не умеющая против нескольких подготовленных бойцов?