Так что молча принял кружку, да присел к огоньку, вот только донести угощение до рта не успел.

Содержимое кружки ухнуло вовнутрь одним глотком, хорошо хоть это действительно оказался не чай. На плечо легла ладонь размером с лопату, но сжалась очень аккуратно. Поддерживающе.

— Брось, Кругляш. В списках убитых ее нет, раненых — тоже. Так что все хорошо с твоей Леночкой…

«Было б «все хорошо», никто бы радиограмму с просьбой прибыть не давал…», — но сказал совсем другое:

— Душевная песня.

— Да брось ты, будто не знаешь, сколько ветеранов оседает на дальних планетах. И почему. Да и сам, небось…

Действительно, знаю. Впрочем, процесс выжимания неугодных на окраины не нов. Тысячи лет этому изобретению, сразу, как началось строительство империй — так и придумали. Сотни раз на этом обжигались, но так ничему и не научились, любой беспокоящий фактор, будь то совесть, гордость, или наоборот, шаловливые ручки — с глаз долой, из сердца вон. Хоть в Сибирь, хоть в Австралию, хоть в Тмутаракань.

— Мне повоевать не пришлось… — В ответ взгляд слегка насмешливый и понимающий: «Не хочешь говорить — ну и ладно, тут далеко не каждый готов распахнуть душу. Много в ней всякого. Но вот свежего человека под пулями видно завсегда».

Тем временем разговор, слегка притухший с появлением начальства, возвращается в прежнее русло. Старики помалкивают, а вот «молодёжь» («тридцать лет — ума нет») раздухарилась не на шутку. В основном все крутится вокруг двух тем: «Где ж мы их всех хоронить будем?» и о том, «как здорово заживем, если никого сверху не будет». Кажется, это называется — «головокружение от успехов».

Видимо часть мыслей отобразилась на роже — хреновый из меня агент. Расслабился.

— А что нам умный человек скажет? — Спросил бы кто из молодых, можно было б отшутиться, или просто послать по дальше. Но взгляды отмалчивавшейся до этого момента «старшины» очень внимательны. Эти не упустят ни одного слова или интонации, так что пусть уж лучше знают, чем додумывают.

— Нам не пересилить… — слова падают, как камень в трясину — беззвучно, но возникающая после этого тишина громче любого ора. Самый нетерпеливый из спорщиков вскакивает, открыв рот для гневной отповеди, но так и застывает с нелепо открытым ртом под пятеркой тяжелых взглядов. «Старички» пару секунд молча переглядываются, в итоге чего пара из них кивает, остальные покачивают головами скорее укоризненно.

— Веско сказано. Теперь скажи — на что тогда надеяться?

— Пока мы выезжаем только на умении прятаться, и то не всегда удачно… — окружающие хмуро кивают, причина сегодняшнего перелета кажется ни для кого не секрет, вот ведь блин «сарафанное радио» — это ж просто рай для шпиона! — …на знании местности, на заготовленных заранее сюрпризах и ходах. Да еще на том, что удается удержать самых больших энтузиастов от активных действий.

Кажется, пока со мной все согласны, хотя упомянутые «энтузиасты» наливаются дурной кровью и готовы сожрать «умника» сырым, но даже у них хватает ума молчать в тряпочку — здесь не город, тут за слова принято отвечать. Конкретно.

— Всех этих финтов хватит дня на три. Потом самых больших дураков на командных постах у противника мы выбьем, а остальные резко поумнеют и научаться своей головой думать вместо исполнения идиотских приказов. И начнут работать законы войны — преимущество в технике, выучке, дисциплине и взаимодействии. А также самый главный закон войны — закон числа.

Даже «старики» смотрят удивленно, да уж, этого по «сарафанному радио» не передают.

— Против нас — десантная бригада, это три полка и вспомогательные подразделения — чуть больше десяти тысяч бойцов. У нас же… есть такое понятие — «мобилизационный резерв», обычно его считают на уровне десяти процентов от общей численности населения. Население тут особенное и, поставив в строй баб и ребятишек, мы лимит превысили многократно, но все равно — на одного десантника у нас приходится не больше двух бойцов. Один мужик и один сопляк, или баба — против подготовленного и вооруженного по последнему слову бойца. Это не говоря о том, что из оружия и припасов — только то, что с собой, никакой промышленности — чтобы смогла обеспечивать собственную армию — у нас нет.

— Ну ты учитывай, что дома и стены помогают… Да и у десантуры припасов тоже не завались — портал-то тю-тю…

— Это да, и значить мы с ними в равном положении. Ключевое слово «в равном». Через три дня они с бардаком совладают, озвереют и начнут воевать уже не по приказу, а за погибших товарищей и из желания выжить самим. И начнется размен…

— Кхе, — решил прервать мои откровения Петрович, — «после этой охоты не будет ни человечка, ни волчонка — останутся одни голые кости». Но ты не юли, а ответь прямо — что ж нам, следовало сразу сдаваться? Жизнь себе, лижа чужие сапоги, вымаливать?