Так началась приватизационная эпопея. Впрочем, не буду врать, мне пром-объекты оказались интереснее, чем банк, и впрягся я с удовольствием.

Другое дело, что более чем из 100 приватизационных проектов, реализованных банком, «под себя» мы взяли меньше 20. Сил не хватало.

Среди них — знаменитый «Апатит». Про другие сейчас говорить не буду, чтобы не провоцировать оппонентов. У нас была всего пара неудач, остальные заводы мы вытянули. То есть вывели на рентабельность. Не развалили. А брали всегда в тяжелейшем состоянии. Других случаев не было.

Прошу поверить, мне есть чем гордиться. Например, именно мы сохранили атомный ледокольный флот России. Он был приписан к Мурманскому морскому пароходству, где мы купили большой пакет. В советские годы это пароходство отвечало за северную навигацию, включавшую в основном завоз на Ямал и в Норильск. В середине 1990-х годов объемы грузопотоков резко упали, и пароходство бедствовало. С горя-беды они стали возить туры на Северный полюс.

У нас были идеи по использованию пароходства, но в связи с покупкой ЮКОСа и продажей остальных активов актуальность задачи ушла, поэтому мы пакет продали.

Однако все эти процессы были растянуты во времени, и их проблемами нам пришлось позаниматься. Когда я узнал, что атомные ледоколы возят туристов, меня чуть кондратий не хватил.

Конечно, ледоколы государственные, но ведь жалко! Туристы окупали лишь текущие затраты, а затраты капитальные (сработка ресурса) никого не интересовали! («Красные директора»!) Пришлось объяснить, что отдам под суд, и пообещать немного денег «на поддержку штанов». Чистая благотворительность в пользу государства, но куда деваться? Мы же «государственники». Я и ядерные боеприпасы «охранял» целый год. Но про это не могу рассказать!

Да и в ЮКОСе пришлось одно месторождение перевести на консервацию, так как там было много гелия. Очень ценный ресурс, но будущего века. Сейчас же он был бы сброшен в атмосферу. А чиновникам — нас…ть! Как же я этих поганцев не люблю!

В банке сопровождением подобных инвестиционных проектов занимался специальный отдел. Со временем стало очевидно — проектов много. Надо структурировать управляющую команду в отдельный от банка бизнес.

Создали «Роспром», и я туда ушел. Был 1994-й или 1995 год. Все происходило очень быстро.

В 1989 году, по-моему, к нам присоединился Голубович. Он очень талантливый парень, настоящий специалист в области инвестиций. Тут его талант пригодился.

Практически все инвестиционные решения (года до 2000-го) я принимал с его подачи или уж во всяком случае после консультаций с ним. В том числе по ЮКОСу. Конечно, иногда он ошибался. Несколько крупных вложений нам пришлось «списать», но это — нормально. В основном он был точен в своих прогнозах.

Его слабой стороной всегда являлась тщательность. Как многие талантливые люди, Леша не любил заниматься «технической рутиной», «оформлением», «бумажками». В результате возникали неприятности, ошибки. Часть из которых с радостью использовала прокуратура, чтобы придать оттенок достоверности своим фальшивкам.

Надо заметить, отношение к Алексею в команде было неоднозначным. Он умный и хороший парень, очень работоспособный и компанейский. Но в его жизни существенную роль играла теперь уже бывшая жена Ольга Миримская. Женщина более чем неглупая и весьма жесткая.

В отличие от Алексея, который, как и мы все, не придавал большого значения деньгам, благо был уверен в своем таланте, она имела иную позицию, которую ему и навязывала. Зарабатывать, обосабливать заработанное, иметь свой, отдельный бизнес.

Ни тогда, ни сейчас не склонен ее осуждать. Более того, даже отстаивал их интересы среди наших ребят. Это — природа, свой «угол в пещере», «запас мамонтятины для детенышей». Нормально.

Но надо понимать ситуацию — все остальные рискуют всем своим имуществом, все остальные 100 % «внутреннего ресурса» тратят на общий бизнес, а здесь как бы отдельный «хуторок». То есть если все хлопнется — всем начинать с нуля, а у одного — свое «хозяйство», да еще на которое он тратит свое время сегодня. Обидно.

Я не напрягался, поскольку сам — «подкаблучник», и понимал его ситуацию, но, конечно, не мог не отразить реалии, уменьшив его долю в общем бизнесе на 10 %.

Мы не заканчивали отношений вплоть до моего ареста и даже позже. Они с ребятами разошлись где-то через год.

Другое дело, что он с 2000 года (или 2001-го) не работал в ЮКОСе. Ну так не он один. Дубов тоже ушел. Да и Невзлин. Более того, им даже, в отличие от Леши, пришлось сдать свои акции в «слепой траст» [57] . Но это не означало — «расходимся». А вот потом — да. Не знаю наверняка, что случилось, но могу предположить с достаточной уверенностью.