— Вы чувствуете это, Вэнс? — воскликнула она, быстрым движением сжимая его руку.

— Кажется, начинаю чувствовать. Север научил меня и продолжает учить. Вещи, мне давно знакомые, получают совершенно новую окраску. Однако я все еще не совсем уверен в своей правоте. Все это кажется мне чудовищным эгоизмом, великолепным сном.

— Но ведь вы не негр и не монгол и не происходите ни от негра, ни от монгола?

— Да, — рассуждал он, — я сын своего отца, и род наш восходит к морским викингам, которые никогда не ночевали под прокопченными балками крыши и не осушали свой рог у домашнего очага. Застой черной расы и беспримерное в истории распространение тевтонов по всему земному шару несомненно имеет свои причины. В расовой наследственности таится, по-видимому, какая-то особенность, иначе я не откликнулся бы на этот призыв.

— Какая великая раса, Вэнс! Половина суши и все моря и океаны принадлежат ей! Достаточно было шестидесяти поколений, чтобы завоевать все это! Подумайте! Всего шестьдесят поколений — и руки ее простерлись на весь мир. Это великая сокрушительница, победоносная дева! Мудрая строительница и законодательница! Вэнс! Вэнс! Как страстно я люблю свой народ, но Бог простит мне эту любовь, потому что она возвышенна и чиста! О! Это великая раса, с великими предначертаниями! Даже перед лицом гибели она не утрачивает своего геройского облика. Помните?

— «Трепещет ясень Игдразиля, хотя еще держится. Стонет древнее дерево, и Йотун Локи спущен с цепи. Тени стонут на путях Хеля, пока огонь Сурты не испепеляет дерева. Хрым дует с востока, вода поднимается, лукавый змей гнездится в ярости Йотуна. Червь хлещет воду, орел кричит, клюв его ломает борта, корабль Нагльфар идет ко дну. Сурт, сверкая молниями, налетает с юга, на мече его сияет солнце Валгаллы».

Взгляд его упал на Фрону, и она показалась ему в этот момент закутанной в меха валькирией, парящей над последним смертным боем людей и богов. Кровь бурной волной хлынула по неизведанным путям и наполнила его сладостным восторгом.

— «Каменные громады сталкиваются друг с другом, гиганты шатаются, люди вступают на тропу Хеля, небо раскалывается, солнце помрачается, земля погружается в океаны, яркие звезды падают с небес, языки пламени лижут великий ясень, огненный костер столбом своим упирается в небо».

Фигура девушки отчетливо выступала на фоне сверкающего воздуха, брови и ресницы ее покрылись инеем, бриллиантовая пыль светлым ореолом окружала лицо и волосы, заходящее солнце заливало ее пламенем пожара.

В этот момент она показалась Корлису гением расы. Он услышал властный голос крови и всем существом ощутил вдруг свое родство с белокурыми богатырями давно угасших времен. Глядя на девушку, он вспоминал великое прошлое своего народа, и в недрах души его пробуждались звуки давно забытых битв. Он снова чувствовал буйную ласку ветров, слышал рев и грохот дымящихся пеной волн Северного моря, видел остроносые боевые челны и на них, среди разъяренной стихии, мужей Севера, мускулистых, широкогрудых, взлелеянных стихиями, верных мечу, беззаветных смельчаков, проклятие и бич южных стран. Гром двадцати столетий беспрерывных битв гремел в его ушах и звал с неодолимой силой назад, к героическому прообразу расы.

— Будьте моей невестой, Фрона! Светлой супругой на моем ложе!

Она вздрогнула и посмотрела на него недоумевающим взглядом. Постепенно смысл этих слов дошел до ее сознания, и Фрона невольно отшатнулась. Солнце бросило на землю последние гаснущие лучи и скрылось за горизонтом. Блеск в воздухе погас, и день померк. Высоко над ними тоскливо завыли собаки.

— Нет, не надо, — сказал Корлис, видя, что Фрона собирается заговорить, — не говорите. Я знаю уже ваш ответ. Я обезумел… Идемте.

Они спустились с горы, перешли через отмель, вышли на реку у лесопильни, и только тут суета и шум человеческой жизни снова вернули им способность речи. Корлис не отрывал глаз от земли, а Фрона, подняв высоко голову, смотрела по сторонам и только изредка, украдкой поглядывала на своего спутника. Они вышли на дорогу, по которой катали бревна к лесопильне; место было очень скользкое, и, когда Корлис поддержал Фрону, глаза их встретились.

— Я… я ужасно огорчена, — неуверенно начала она. И сейчас же, как бы желая оправдаться, добавила: — Поймите… я никак не ожидала… именно теперь.

— Иначе вы предупредили бы меня? — с горечью спросил Вэнс.

— Да, наверное. Я не хотела причинять вам боль…

— Значит, вы все-таки ждали этого?

— Да, и боялась. Но я надеялась… Я… Вэнс, я приехала в Клондайк совсем не для того, чтобы выходить замуж. Вы понравились мне с первого раза и нравились все больше и больше, а сегодня — сильнее, чем когда-либо. Но…

— Но вы никогда не смотрели на меня как на будущего мужа. Так, не правда ли?

Говоря это, Вэнс пристально смотрел на нее сбоку, и, когда глаза Фроны с обычной искренностью встретили его взгляд, мысль о том, что он может потерять ее, повергла его в отчаяние.

— Нет, вы ошибаетесь, — ответила она, — я пробовала смотреть на вас и с этой точки зрения, только это выходило как-то неубедительно, сама не знаю почему. Странно, ведь я всегда находила в вас так много хорошего, так много.

Он попробовал остановить ее протестующим жестом, но она продолжала:

— Так много достойного восхищения. Я чувствовала к вам горячую дружескую привязанность, наши товарищеские отношения все укреплялись. Я не желала большего, но если бы оно появилось, я бы с радостью приветствовала его.