— Я и не думаю оправдываться, я упрекаю вас. Ну а теперь дайте другую. Поднимите ее выше!

Близость Фроны сводила его с ума. Он не мог сдержаться и коснулся губами ее пальчика — того самого пальчика, из-за которого барон Курбертэн был осчастливлен поцелуем.

Фрона не отдернула ногу, но лицо ее вспыхнуло, и она вся затрепетала, второй раз в жизни.

— Вы пользуетесь тем, что вы так добры, — с упреком сказала она.

— В таком случае я потребую двойную плату за мою доброту.

— Не надо! — умоляющим тоном произнесла девушка.

— Почему? У моряков есть обычай: когда судно тонет, они открывают все бочки с вином и напиваются. А так как мы сейчас рискуем погибнуть, то я и ищу опьянения.

— Но…

— Но в чем же дело? В том, что скажет свет, что ли?

— Ну, этого упрека я меньше всего заслуживаю! Не будь тут заинтересовано еще одно лицо… Что же, принимая во внимание все обстоятельства…

Корлис заканчивал перевязку. Завязав последний узел, он выпустил ногу Фроны.

— К черту Сэн Винсента! Пойдемте!

— Я вас понимаю. Я тоже послала бы его к черту на вашем месте, — сказала Фрона, смеясь и берясь за один конец лодки. — Однако как вы изменились, Вэнс! Вы совсем уже не тот, что тогда, на дороге в Дайю. Уже хотя бы то, что вы тогда не чертыхались.

— Да, я переменился; за это я благодарен Господу Богу и вам. Но только я, по-моему, честнее вас. Я провожу свою философию в жизнь.

— Вы сами должны признаться, что вы не правы. Вы слишком много требуете при данных обстоятельствах…

— Всего лишь маленького пальчика.

— Или вы, может быть, любите меня любовью брата? В таком случае можете, если хотите…

— Да замолчите же! — грубо перебил он. — Или я сейчас наделаю глупостей…

— Перецеловать все мои пальцы, — докончила Фрона.

Корлис пробурчал в ответ что-то непонятное. Разговор замолк: обоим надо было беречь дыхание, чтобы справиться с тяжелой лодкой. Наконец они спустились с последнего уступа и очутились на берегу, где их поджидал Макферсон. Лишь тогда Фрона снова заговорила.

— Дэл ненавидит Сэн Винсента, — начала она прямо, без околичностей. — По какой причине?

— Да, похоже на то, — и Корлис испытующе посмотрел на свою спутницу. — Дэл всюду таскает с собой какую-то старую русскую книгу, которую он прочесть не может; но почему-то считает, что эта книга своего рода Немезида для Сэн Винсента. Знаете, Фрона, он так в этом убежден, что я невольно тоже начал этому верить. Я не знаю, сами ли вы ко мне придете, или же я приду к вам, но только…

Фрона выпустила лодку из рук и громко захохотала. Корлис обиделся, краска залила его лицо.

— Если я… — начал было он.

— Глупый! — рассмеялась Фрона. — Перестаньте дурить! А главное, не напускайте на себя важности. Сейчас это совсем не подходит к вашему виду: волосы у вас спутаны, вы без рубашки, а за поясом у вас торчит страшный нож, точь-в-точь пират перед боем! Будьте грозны, свирепы, нахмурьтесь, ругайтесь, но только не принимайте важного тона. Как жаль, что я не захватила с собой фотоаппарат! Я могла бы на старости лет хвастаться: «Вот это, друзья мои, известный путешественник по полярным странам, Корлис. Снимок сделан во время путешествия, которое описано в его знаменитой книге: „По дебрям Аляски“».

Корлис в ответ грозно протянул руку по направлению к девушке и строго спросил:

— А где ваша юбка?

Фрона машинально опустила глаза. Увидев, что ее юбка, хоть и вся в лохмотьях, не совсем исчезла, Фрона обрадовалась.

— Как вам не стыдно! — воскликнула она, густо покраснев.

— Пожалуйста, не напускайте на себя важности, — засмеялся Корлис. — Уверяю вас, это совершенно не соответствует вашему виду. Будь у меня сейчас фотоаппарат…

— Да замолчите же! Пора трогаться в путь, — перебила его Фрона. — Томми ждет нас. Желаю вам, чтобы у вас от солнца слезла вся кожа со спины, — сердито добавила она, когда они с Корлисом, перетащив, наконец, лодку через ледяную гору, начали спускать ее на воду.

Десять минут спустя Фрона, Корлис и Томми уже взбирались на льдины, нагроможденные вдоль противоположного берега реки, и направлялись к тому месту, где виднелся сигнал путника. Рядом с шестом лежал, растянувшись на земле, несчастный. Он лежал не двигаясь, и его избавителей даже охватил страх от того, что они опоздали; но в это мгновение бедняга слегка поднял голову и застонал. Он так исхудал, что кожа, казалось, покрывала его скелет без всякого признака мышц. Его грубая одежда была вся изорвана; сквозь многочисленные дыры его мокасин виднелись почерневшие, истерзанные ноги. Когда Корлис, взяв его за руку, стал прощупывать пульс, он приподнял веки. Мутный, невидящий взор заставил Фрону содрогнуться.