Уже потом, вынимая сигарету изо рта Илоны, Даша подумала, что надо было почитать что-то другое, более оптимистичное, но, взглянув на девушку, поняла, что та не слышала ее слов. Она впала в кому.

Ближе к вечеру Даша зашла в палату интенсивной терапии, где лежало неподвижное тело Илоны, подключенное к аппаратуре, и застала здесь ее мать. Женщина была какой-то притихшей, поникшей и постаревшей. В глазах ее стояли слезы, которых она на этот раз не стыдилась.

— Я принесу вам вещи, — сказала Даша.

Она нашла в столике Илоны ее косметичку, две открытки, адресованные родителям, деньги и записку: «Мама, прости меня!» Собрав все, Даша передала вещи матери Илоны, положив сверху записку. Женщина тихонько заплакала, уткнувшись лицом в последнее послание дочери. Потом подняла на Дашу красные от слез глаза.

— Скажите, она говорила… обо мне? Винила меня в чем-то?

— Илона не знала, какие у вас руки.

Женщина недоуменно посмотрела на Дашу.

— Вы же не прикасались к ней… А Илона хотела совсем немного: чтобы вы гладили ее по голове, заплетали косички, целовали на ночь. Она так и не узнала, какие у вас руки. Теплые? Холодные? Мягкие? Грубые? Нежные?

— Я всегда считала себя хорошей матерью, — в отчаянии сказала женщина, и из ее глаз снова покатились слезы.

— Мало СТАТЬ матерью, надо ею БЫТЬ, — ответила Даша, и ее слова прозвучали с шокирующей ясностью и даже несколько жестоко.

Даша повернулась и вышла из палаты. Она быстро пересекла длинный коридор, зашла в палату, где недавно лежала Илона, сняла со стены ее талисман и еще раз перечитала:

Счастливого

Пути

Идущим

Дальше!

Даша бережно свернула его и спрятала в свою сумочку, решив, что талисман Илоны теперь по праву принадлежит ей.

Сергей подскочил в постели ночью в холодном поту. Снилось что-то ужасное, жуткое. Он уже не помнил, что именно, но было нечто, что его напугало, — это он понял по ощущению от сна. Сергей набросил стеганый халат и вышел покурить. Застыв, он просидел час, может, два, а возможно, и больше — он потерял счет времени. Ночное небо только-только начинало сереть, когда он резко поднялся с кресла, вернулся в номер, наспех почистил зубы и принялся бросать свои вещи в огромную сумку. Потом оделся и взглянул на мирно спящую Элю. Она ничего не слышала и безмятежно спала, рассыпав по подушке свои шикарные волосы. Сергей положил деньги на тумбочку у кровати и, бросив на подругу последний взгляд, тихонько вышел, прикрыв за собой дверь. Он не стал ее будить. Зачем? Ему не хотелось объясняться с этой красивой куклой, которая завтра же будет преспокойно спать рядом с другим мужчиной. Не хотелось типичных и нудных женских вопросов типа «Почему?», «Как ты мог?». Он ей ничего не обещал, поэтому не испытывал угрызений совести и жалости.

Тормознув машину с желтыми шашечками, Сергей уже через сорок минут был в аэропорту. Он возвращался на родину. Его больше не терзали сомнения. Теперь он знал, что ему надо срочно сделать.

Даша вскрикнула от радости, увидев сообщение от Сергея. Сердце бешено и радостно застучало в ее груди, когда она прочла:

«Здравствуй, Даша! Надеюсь, ты еще помнишь меня».

Дарья: «Я тебя не забывала».

Сергей: «Я виноват перед тобой за долгое молчание. Если сможешь — прости».

Дарья: «Так уж и быть — прощаю».

Сергей: «Не хотелось бы оправдываться, но мне нужно было время на лечение и на то, чтобы собраться с мыслями, все обдумать и сделать выводы. Дома, как ты знаешь, я этого сделать не мог. Я много путешествовал, старался успокоиться и отвлечься. И мне это удалось».

Дарья: «Я искренне рада за тебя».

Сергей: «За это время я многое передумал и в некоторой степени переосмыслил свою настоящую жизнь. Без твоей помощи я бы не справился. Спасибо, Даша, что ты вернула меня к жизни».

Дарья: «Ты преувеличиваешь мои заслуги».

Сергей: «Теперь я уж точно знаю, что говорю. Я понял, почему Виталина меня не отпускала. Вчера я исправил положение, поняв, что не давало ее душе покоя».

Дарья: «Можешь рассказать? Или это очень личное?»

Сергей: «Могу и хочу. Думаю, что ты помнишь об Аленке — девочке из интерната, которую мы хотели удочерить. Сначала я думал, что мне не стоит больше ездить к Аленке, чтобы не травмировать ее. Я предполагал, что девочке лучше не знать, что Виталина погибла, а я не смогу взять ее на воспитание. Но Виталина не покинула мой дом, она постоянно присутствовала здесь, рядом, словно желая что-то мне сказать. Я уехал из дома, где витал запах ее духов, но меня начал преследовать образ девочки. И однажды я представил себя на месте этого ребенка. Ей дали надежду на то, что в ней нуждаются, что она кому-то нужна, что ее можно любить. Скорее всего, при встречах с Аленкой Виталина обещала забрать ее к нам домой. И вдруг мы исчезли! Просто больше не появились и все. Я представил, что творилось в душе у девочки. Кто знает, сколько дней она ждала нас, сколько плакала по ночам, потеряв всякую надежду… И тогда я понял, что мне хотела сказать Виталина. Она хотела, чтобы я поехал к Аленке, все объяснил и успокоил ее. Ведь не обязательно забирать девочку к себе, можно просто навестить, отвезти подарок, пригласить в гости на выходной, в конце концов, уделить хоть какое-то внимание».

Дарья: «И ты поехал к Аленке?»

Сергей: «Да! Я вчера был у нее».

Дарья: «Как она тебя встретила? Обиженно?»

Сергей: «Она очень переживала. Аленка говорит, что воспитательница сказала, чтобы она не ждала нас, что ее передумали удочерять. Но она плакала, не верила и надеялась. Представляешь, как она обрадовалась? Обхватила меня ручонками, а глазами ищет Виталину».

Дарья: «Ты сказал ей правду?»

Сергей: «Да. Я объяснил, что Виталина погибла, а мне нужно было время, чтобы ее оплакать. Девочка плакала и твердила, что она знала, что Виталина не могла передумать ее забрать, что она была самой лучшей. Пришлось сказать, что я живу один, почти не бываю дома и ей будет у меня плохо».