Шрифт:
— Ничего страшного не случилось. — Он вложил поводья мне в руку. — Негоже, чтобы графине Пуату был нанесен урон, когда она находится под защитой сенешаля.
Сердце у меня снова гулко забилось.
И мы тихо потрусили в сторону ожидавшей нас свиты. Когда мы вернулись, Аэлита подъехала ко мне, лукаво на меня поглядывая, а я незаметно спрятала в перчатку брошь с острой заколкой. Бедная моя кобылка! Она не заслужила такого обращения, но я ведь тогда плохо соображала, что делаю.
— Не припоминаю, чтобы лошадь под тобою хоть раз понесла вот так, — заметила Аэлита, глядя мне прямо в глаза.
— И я такого не припоминаю, — ответила я спокойно. — Все когда-нибудь бывает в первый раз.
Анжуец явился в мою светлицу — проведать. Вопреки всему меня окружали мои дамы, рядом сидела Аэлита.
— Вы уже оправились от происшествия, госпожа?
Я сидела в своем кресле, поставив ноги на подножку; на распущенные волосы небрежно накинуто покрывало.
— Я совершенно здорова.
— Вы могли сильно ушибиться, госпожа.
— Вы мало доверяете моему искусству наездницы, сударь. Я с детства сижу в седле.
— Ваше искусство видно всякому с первого взгляда. Винить во всем следует кобылу — экая невоспитанная скотина.
На какое-то мгновение мне показалось, что в его глазах промелькнуло некоторое сомнение, словно бы он возлагал вину за происшествие на меня, но проблеск сомнения тут же исчез (или же граф был притворщиком более искусным, чем я полагала).
— В следующий раз я позабочусь, чтобы вам нашли лошадку получше. Вы готовы снова отправиться со мной на охоту, госпожа?
— Если вы того пожелаете.
— Охота — мое главное удовольствие.
— Мне так и подумалось. И что вас больше увлекает: победа или сама погоня?
— Это зависит от того, за кем гонишься, госпожа. Победа и в самом деле может оказаться очень сладка.
Лицо его было серьезным, слова имели совершенно ясный смысл. А вина в том была моя. Разве не я втянула его в этот разговор?
Я чуть было не отпустила своих дам. Чуть было… Однако не отпустила. Я еще не утратила понятия о приличиях и не забыла о грозящих опасностях. Мне было необходимо подумать. Но как же неохотно я рассталась с ним! Он поклонился на прощание, и в легкой улыбке, тронувшей губы, сквозило не просто что-то заговорщицкое. Высшим проявлением мудрости для меня было бы тотчас оставить Пуатье и отправиться дальше на юг. А если я останусь — как поступлю, коль он всерьез погонится за аквитанским зайчишкой? Сдамся на милость победителя или буду бороться? Бороться. Несомненно.
— Я так поняла, что ты затеваешь поход против этого господина? — насмешливо поинтересовалась Аэлита.
— Именно. Я стараюсь завоевать симпатии королевского сенешаля, дабы крепче привязать его к Людовику.
Аэлита прыснула со смеху.
В продолжение всего пребывания в Пуатье я просыпалась по утрам с ощущением того, как радость жизни бурлит в моей крови. А ночи приносили отвращение к моему пустому ложу. Граф Анжуйский почти ни на минуту не оставлял меня своим вниманием, захватывал врасплох визитами, а однажды вечером взял у менестреля лютню, пробежал по струнам большим пальцем и запел, вызвав оживленные возгласы. У него был красивый голос. Не сомневаюсь, что жителям Пуатье доводилось и раньше слышать, как он поет. А эту песню я хорошо знала.
Раз мысли наши об одном, любовь моя, Не лучше ль делать все вдвоем, их не тая? Твоя рука в руке моей — Приди ко мне скорей! Вот, как цветок, ты расцвела, И к нам любовь пришла! Как сладко мед испить из сот! Кто мой намек легко поймет? Все показать тебе готов — В любви дела важнее слов.Вдохновенно закончив песню, граф скромно улыбнулся, словно бы стеснялся своего таланта, и вернул лютню менестрелю, а я захлопала в ладоши вместе со всеми. Во рту у меня пересохло от волнения. Ах, как он умен! Достаточно, чтобы не показать своих чувств слишком явно. Человек тонкий и одаренный, он адресовал песню моим дамам и Аэлите в такой же мере, как и мне самой, но я-то знала, ради кого он спел ее. Я это знала!
Я задрожала и отвела взгляд от его глаз, в которых светился вызов.
— А ты поешь? — обратилась я к Анри, чтобы согнать румянец со щек.
— Нет, госпожа, — ответил он хриплым, как у ворона, голосом.
Его ловкие пальцы, как всегда, не знали покоя и в эту минуту исследовали украшенную чеканкой, всю в дымочках, поверхность жаровенки, в которой тлел благовонный ладан. Обжег кончики пальцев и шумно втянул в себя воздух.
— Ты что же, совсем не любишь музыку?