Мамлюкам, родившимся некогда в далеких землях, потом попавшим в рабство и насильно обращенным в Ислам, было все равно кого убивать — хоть христиан, хоть мусульман. Они ворвались в город вслед за сирийцами и на глазах изумленных христиан перебили воинов султана втрое больше, чем их пало при осаде Яффы.

У осажденных, однако, нашелся очень быстрый гонец, и уже через два дня около Яффы появился флот Ричарда. В это время часть войск султана отошло к близлежащим селениям, а нападение оказалось столь внезапным, что английскому королю всего за полчаса удалось отбить город, имея под своим началом меньше сотни рыцарей, четыре сотни лучников и пару тысяч генуэзских и пизанских матросов, умеющих драться разве что ножами и кулаками в портовых тавернах. Видели, как король первым прыгнул с корабля в воду и, обнажив меч, бросился на берег, где одним своим грозным видом обратил в бегство целую сотню мусульман.

Узнав о том, что английский Лев вернулся, что он как всегда проявил поразительную отвагу и вновь обосновался поблизости, султан Юсуф презрительным взглядом окинул своих эмиров. Некому из них было похвалиться храбростью. Последний его воистину доблестный военачальник, Таки ад-Дин, умер от болезни далеко в Армении, под стенами Манцикерта.

— На этот раз Лев подошел к приманке, — сказал султан и отправил к Ричарду послом не аль-Адиля, а своего казначея.

Посол же явился во вражеский стан — а Ричард встал не в самой Яффе, но рядом, раскинув шатры в тенистой рощице, — и услышал там громоподобные раскаты смеха. Когда он увидел источник веселья, то замер, как вкопанный, отказываясь понимать происходящее.

Английский король сидел на верблюжьей шкуре, расстеленной в тени, прямо на траве, и был он со всех сторон окружен пленными эмирами и своими рыцарями. И предмет их дружеской беседы настолько забавлял тех и других, что все покатывались со смеху, вытирая слезы. Оказалось, шутили над сбитыми с толку мамлюками. У Восточных ворот полдюжины мамлюков невзначай приняли англичан за воинов из сдавшегося гарнизона и, верные повелению султана, решили посторониться, чтобы пропустить их в город. Тут бы им и пришел конец, если бы рядом не оказалось настоящих защитников Яффы. Благодарные мамлюкам за собственное спасение, они остановили нападавших, а мамлюкам сказали по-арабски, что султан снова отдал город малику кафиров и что им лучше бы поскорее убраться отсюда по добру по здорову.

— Не желает ли великий султан обменять Яффу на Иерусалим? — весело спросил Ричард посла, пригласив его в круг.

Посол, не понимая, шутит ли монарх или говорит всерьез, решил не давать повода для недоразумений и с важным видом сказал только то, что ему было велено передать:

— Великий султан готов оставить вашему величеству Яффу и к ней в придачу Лидду при условии, что границы нынешних владений вашего величества в Палестине не будут распространяться к югу дальше Кесарии.

Ричард нахмурился и, покачав головой, ответил:

— Опять ничего не выйдет. Я не отдам Аскалон.

— Но ведь в Лидде находится гробница вашего великого воина, святого Георгия, — осторожно напомнил посол. — И этот святой, как нам известно, является покровителем вашего престола. Разве может Аскалон сравниться ценою с таким священным для христиан местом?

Казначей потом поведал мне, что у него сердце едва не разорвалось от страха, когда английский король уперся в него своим львиным взором.

После недолгого размышления Ричард вдруг хитро улыбнулся и сказал:

— Я могу быть не менее щедрым. Я готов отдать великому султану все земли, от Яффы до Аскалона… — и, насладившись, удивленным видом посла, ошеломил его окончательно: — …но только на том условии, что великий султан принесет мне вассальную клятву и примет эти земли в качестве фьефа..

Теперь уже все сидевшие вокруг короля замерли, как истуканы, а он обвел их — и своих, и чужих — властным взором и обратился уже не к послу, а к наиболее знатным рыцарям:

— Неужели кто-то из вас находит в этом нечто зазорное? Вот я до сих пор считаюсь вассалом короля Франции и, однако, ничуть не маюсь от унижения. Ибо вассальная клятва так же почетна, как и самый высокий титул. Не так ли?

Ответом королю вновь было долгое молчание. Наконец самый пожилой из рыцарей почувствовал, что веселое настроение короля может вот-вот сгореть во вспышке безудержного гнева, как случалось нередко, и неторопливо проговорил:

— С высоты положения вашего величества видно куда лучше, чем внизу нам, простым смертным, что зазорно для великих правителей, а что нет. А мне вспоминается старая мудрость: что дозволено конюху, не всегда дозволено жеребцу.

Ричард громоподобно расхохотался. Рыцари опасливо поддержали его, а пленные эмиры учтиво улыбнулись.

Тут и посол решился подать голос:

— Я передам предложение вашего величества великому султану, да пребудет с ним вечно милость Аллаха.

— Передай, передай, — махнул рукой король. — Если он откажется, я откажусь от Лидды. Тогда пусть великий султан сразится со мной, и мы посмотрим, нужна ли мне для победы гробница святого Георгия или он сам придет мне на помощь сюда, на это место.