Войдя в таверну, я сделал вид, что не заметил его. Ему это всегда очень нравилось, а я рассчитывал на его расположение.

— Дуччо, ты как всегда не замечаешь старых друзей! — услышал я вкрадчивый шепот, изобразил приятное удивление и подсел к его столу.

В глазах Альдо так и сверкали, как далекие звезды, мириады разных тайн.

— На этот раз ты торгуешь баранами, не так ли? — подмигнул он мне.

Я сдвинул пряжку на поясе и протянул ему под столешницей еще одну опасную тайну, «завернутую» в кусочек пергамента.

Он живо схватил послание — я даже не почувствовал прикосновения его пальцев — и бесшумно выскользнул в боковую дверь. Пока он отсутствовал, я использовал начищенный медный поднос в качестве зеркала и обозрел посетителей таверны, сидевших у меня за спиной. Только один магрибинец показался мне подозрительным: слишком уж сосредоточенно обгладывал он баранью ногу.

— Одно дело сделано, — сказал Альдо, вновь возникнув на фоне черной стены. — Можно идти в гавань…

— Сначала мой заказ, — потребовал я.

— Зачем тащить лишний груз в трюме? Заберешь перед отплытием, — услужливо посоветовал Альдо.

— Мне виднее, — уперся я.

Мы вышли вместе через входную дверь, как обычные посетители, и магрибинец быстро оглянулся нам вслед.

Лоцман повел меня вверх по узкой улочке, и вскоре мы оказались в доме, по виду давно покинутым обитателями. Альдо вынул из стены камень и достал из ниши мешок. Подойдя к столу, он шумно сдул с него пыль, а потом подвинул стол ближе к свету и, оставив мешок посредине столешницы, отступил с важным видом.

Я развернул мешковину, и сердце мое дрогнуло.

Да, это была великолепная работа!

— Лион? — спросил я.

— Реймс! — снисходительно хмыкнув, сказал Альдо. — Посмотри, какая сталь.

Я стал осторожно соединять детали, все они сцеплялись легко и плотно, как пальцы на моих собственных руках. Колесцо, «челюсть», спусковой крючок — все было невесомым, но очень прочным. Тисовое ложе с прикладом можно было скрыть в рукаве. Легкий стальной лук напоминал взмах голубиных крыльев, а жилой тетивы можно было тонко нарезать яблоко. В собранном виде этот великолепный самострел a cric [69] целиком помещался на предплечье. К арбалету прилагались шесть стрел-«болтов», тоже чудесных произведений оружейного ремесла, умеренно тяжелых и прекрасно уравновешенных.

Собрав оружие, я зарядил его и перебросил из руки в руку. Ни одна деталь, даже стрела в желобке, не шелохнулась. Такую вещь можно сотворить только искуснейший мастер. Торговаться означало бы оскорбить этого мастера, а вовсе не пронырливого Альдо.

— Сколько? — спросил я.

Альдо не был простаком и всегда отвечал вопросом на вопрос:

— А сколько запросил бы сам, если бы сумел сделать такое «жало»?

Тогда я снял с пояса кошелек и, положив его на край стола, сделал вид, что начинаю разбирать смертоносный механизм.

— Сколько? — не удержался-таки генуэзец и потряс кошельком.

— А сколько бы ты заплатил за голову того, кто наставил бы это «жало» тебе в глаз? — усмехнулся и я и направил арбалет на Альдо Неро.

У него отвалилась челюсть и подогнулись колени. Тогда я отвернулся от него и стал взаправду разбирать на части свое чудесное приобретение.

— Дьявол! — хрипло выругался Альдо, переведя дух, и трясущимися пальцами стал перебирать монеты. — Не пригодись я сегодня ночью для спасения твоей шкуры, ты, верно, вышиб бы мне мозги! Ведь никто не знает про эту игрушку, так?

— Никто! — кивнул я. — И с этого часа — ты тоже.

Альдо снова вздохнул, едва слышно выругался и продолжил считать выручку. Я его не обидел. Вряд ли кто когда-нибудь платил за самострел цену породистого жеребца.

Потом мы спустились в гавань, и он указал мне на генуэзский торговый корабль. На него него заносили какие-то товары.

— Запомни еще одну посудину! — прошептал мне Альдо в самое ухо. — Нащупай языком пятый зуб справа и посмотри в ту самую сторону.

Так Альдо Неро выдал мне тайну трапезундской галеры с позолоченной бычьей головой на носу.

— Не подумай, что пираты. Подойдем с правого борта. Помашу факелом три раза, — сообщил он мне а потом предложил вполне дружеским тоном: — Может, оставишь егомне, а ночью заберешь, когда встретимся? Темно будет. Еще промахнешься — упадет в воду, и конец. Жалко. Мне самому будет жалко. Такая вещь!

— Не промахнусь, — твердо пообещал я ему.

Мы распрощались. Альдо юркнул за угол, а я еще раз глянул на золоченого быка, с которым придется бодаться посреди ночи и двинулся в обратный путь.